Надо же было оказаться за рулем человеку равнодушному! Сколько раз милицию выручали таксисты — зоркие, памятливые, надежные свидетели. И кондуктора — работа у них действительно на людях, примелькаются лица за день. Вот и Хлебнева — хорошо, что хоть вспомнила тот вечер. Что бы им, этим свидетелям, появиться на два дня раньше: совсем другая игра пошла бы.
Он пришел на опрос свидетелей за одной какой-то крохотной деталькой, за каким-то нюансом, ниточкой, зацепочкой. Опыт подсказывал, что именно в крохах таится рациональное зерно. Это только молодежь надеется, что первый же свидетель сразу раскроет, прояснит картину, назовет приметы преступника, его фамилию, место работы и домашний телефон.
«Надо ребяткам позвонить, как у них там», — подумал он о своих молодых помощниках. Прижав трубку плечом, он одной рукой набирал номер телефона гостиницы, а другой протянул Хлебневой бланк:
— Пожалуйста, напишите здесь все, что мне сейчас рассказывали.
— Я уже писала, сколько раз…
— Добавьте детали, повнимательнее, пожалуйста.
К телефону долго не подходили, Леонид Федорович уже хотел позвонить попозже, как вдруг длинные гудки прервались тихим голосом Аникеева:
— Слушают.
— Сергей? Друганов говорит. Ну, что у вас там?
Группа Аникеева просматривала личные листки проживающих в гостиницах Хабаровска, отрабатывая версию о «гастролерах». По теории вероятности это сулило мало какие надежды: даже если предположить, что преступники действительно прибыли в город откуда-то, больше вероятности было, что они прячутся на квартирах у своих знакомых. В гостиницах с местами туго. И даже если допустить, что они проживали в гостинице, то как из тысячи «чистых» выудить двух «нечистых»? На совещании специально остановились на этом вопросе: надо ли направлять группу на поиск вслепую. Однако взвесив все (после праздничных и воскресных дней в гостиницах могли быть свободные места, может быть, по фамилиям удастся узнать кого-то из «старых знакомых»), решили все-таки группу направить. И в голосе Сергея Аникеева, рвавшегося, как и все ребята из его группы, на более «шансовый» поиск, особой радости не было. Однако приказ есть приказ, нудная, тошная, почти бессмысленная работа требовала его безукоризненного выполнения. Друганов понимал тоску ребят, хотелось поддержать их дух:
— Ничего не зацепили? Сколько еще работы?
— Пересмотрели все карточки в «Амуре», «Центральной», «Туристе», «Маяке». Сейчас доканчиваем «Дальний Восток». Тут ремонт идет, жильцов мало…
Друганов хотел спросить еще раз о результатах. Но подумал: не стоит лишний раз травмировать. Это ведь тоже расхолаживает. Появится какая-то мысль — сами доложат.
— Давайте, заканчивайте.
И добавил, больше для порядка:
— Только внимательнее смотри там.
Ему вдруг захотелось сказать по-другому, сказать так, допустим: «Тильки метче пуляй». Странно, прошло тридцать лет. Память начисто стерла лицо, имя, фамилию человека, а голос взводного — неторопливый, с хрипотцой — помнился. Леониду Друганову было семнадцать, когда его призвали. На западе полыхала война, он еще надеялся повоевать. За десять тысяч километров от их местечка ходили по земле, дышали воздухом лютые, ненавистные, свирепые звери — фашисты, а здесь — стрельбище, мишень, приемы маскировки…
— Какие мы к чертям снайперы! Война — там, мы — здесь, — махал он рукой, отчаявшись спорить со взводным.
Взводный — вислоусый, намного старше его. И покровительствовал Леньке по-отцовски, когда узнал, что они земляки, с Черниговщины. Отца Ленька почти не помнил. Прибило бревном, когда рубил новый дом на дальневосточной земле. И Друганов, выросший без отца, тянулся к взводному с какой-то бессознательной теплотой.
— А ты поперед батьки в пекло не суйсь. Прийдит годына — напуляешься. Тильки метче пуляй. — Взводный говорил чуть насмешливо, неторопливо, на странной смеси украинских и русских слов.
Рыжий осенний день, когда в маньчжурских сопках торопливо хоронили взводного, он запомнил на всю жизнь. Такая тоска взяла — жуть. Потом сколько ребят положило — никогда такой тоски не было. Взводный до призыва работал в милиции. После демобилизации Ленька Друганов сразу направился на работу в милицию. Рядовым. Четверть века в синей форме, считай, половина жизни. Учился, работал начальником поселкового отдела, начальником ОБХСС, восемь лет начальником горотдела милиции — тоже подвиг своего рода. И — он заметил — когда наваливалась усталость, когда бывало трудно, невмоготу, память аккуратно прокручивала ему этот неторопливый, с хрипотцой голос: «Тильки метче пуляй».
Читать дальше