Андрей Воронин - Спецназовец. За безупречную службу

— Хорош коньячок, даром что одесский, — сообщил, по-простецки утерев губы рукавом, господин Великанов. — Партнер с Украины привез на пробу. Сочетание цены и качества, близкое к идеальному — для того, разумеется, кто, как я, не пытается сойти за тонкого ценителя. Встретите в продаже — купите обязательно, вам понравится.

И, как какой-нибудь рекламный агент, продемонстрировал Анатолию Павловичу этикетку.

Сарайкин глянул и на мгновение обомлел — там, на этикетке, сверкало фальшивым золотом осененное пятью звездочками название: «Борисфен».

Впрочем, его растерянность была непродолжительной: чего-то в этом роде он ожидал уже давно. Совпадение могло быть случайным, если бы не прозвучавший минуту назад туманный призыв не рисковать жизнью, совершая головоломные трюки.

Анатолий Павлович сокрушенно покачал головой, всем своим видом демонстрируя горестное недоумение высоконравственного гражданина, в очередной раз столкнувшегося с порочностью человеческой натуры.

— Вон оно, значит, как, — констатировал он с печальным вздохом. — Что ж, я не удивлен. Теперь, по крайней мере, понятно, почему покойный Волчанин был так уверен, что вашего головного офиса ему следует опасаться в самую последнюю очередь. Да спрячьте вы ее от греха подальше, эту свою бутылку! Помните, как говорил один юморист: не все же в деревне дураки…

Великанов завернул винтовую пробку и непринужденно сунул бутылку в карман брюк, прикрыв торчащее горлышко полой пиджака.

— Вот видите, — сказал он с удовлетворением, — вы все прекрасно поняли. Люблю взаимопонимание!

Сарайкин одной длинной затяжкой добил окурок, с трех шагов бросил его в урну и, как обычно, попал — глазомер и координация движений у него всегда были завидные.

— Я тоже, — согласился он, — особенно взаимное.

— О, разумеется! Я в курсе, где обычно лежит бесплатный сыр, если вы об этом.

— Об этом, об этом, — закуривая новую сигарету, подтвердил Анатолий Павлович. — За лакомый кусочек придется заплатить, и недешево.

— Разумеется, — повторил Великанов. — Я знаю, что вы своего не упустите. Но хотелось бы, чтобы и вы обо мне кое-что узнали. Я видел, как вы улыбнулись, когда полковник Ершов назвал мою фамилию. Действительно, смешно: от горшка два вершка, и вдруг — Великанов! Так вот, чтоб вы знали, это веселое несовпадение вовсе не случайно. Фамилию мне дали в детдоме — дали, насколько я понимаю, нарочно, именно потому, что кому-то это показалось забавным.

— Да, народ у нас в детдомах работает веселый, — сочувственно покивал головой Сарайкин. — И теперь веселый, а уж раньше-то!.. И что же было дальше?

— Дальше было много всякой всячины, из которой, собственно, и складывается жизнь любого человека. Это не имеет значения, Анатолий Павлович. Главное о себе я вам уже рассказал. И надеюсь, что вы как человек опытный и неглупый, сумеете сделать из сказанного правильные выводы.

Сарайкин снова покивал — уже без деланного сочувствия, но с искренней озабоченностью. В самом деле, маленькая деталь биографии, о которой только что поведал ему Великанов, говорила о многом. Человек, достигший в теперешней Москве таких высот, как собеседник Анатолия Павловича, это уже не столько человек, сколько акула — лишенный эмоций биологический робот-убийца с калькулятором в голове и холодным булыжником на месте сердца. А детдомовский заморыш с издевательским прозвищем вместо фамилии, сумевший сделать такую карьеру — акула в квадрате, а может, и в кубе. И все, что он тут наговорил, таким образом, сводится к следующему: мне нужен товар, я готов за него заплатить, но не надо слишком широко разевать рот — того и гляди, лицо порвешь.

— Не все же в деревне дураки, — повторил Анатолий Павлович. — И сколько же, по-вашему, должен стоить тот кусочек сыра, о котором мы говорим?

— Ценю в людях прямоту, — сообщил Великанов. — Но не находите ли вы, что тут не самое подходящее место для обсуждения подобных деталей?

Подтверждая его правоту, дверь ресторана распахнулась, выпустив на крыльцо веселую компанию разгоряченных спиртным и танцами участников банкета — мужчин, большинство которых уже щеголяло без пиджаков и галстуков, и женщин, под воздействием алкоголя и лести явно забывших, сколько им лет, сколько они весят и как выглядят. Сарайкина хлопнули по плечу, поцеловали в щеку липкими от помады губами, обдав при этом неприятным смешанным запахом коньячного перегара и еды, сунули в руку фужер и осыпали поздравлениями. Не без труда вырвавшись из цепких объятий дамы, возглавлявшей городское управление торговли, Анатолий Павлович обернулся и через плечо бросил взгляд на спокойно стоящего в сторонке Великанова. Столичный гость опять выглядел вдребезги пьяным, почти неотличимо сливаясь с окружением, но Сарайкин точно знал, что это всего-навсего маска — одна из многих, которыми пользовался для достижения своих целей этот опасный человек.