Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

Баклан вышел из кустов и направился к дороге, стреляя с обеих рук. Он шагал широко и быстро, а стрелял еще быстрее, опустошая магазины с бездумной щедростью киногероя, у которого стараниями голливудских реквизиторов никогда не кончаются патроны. Дымящиеся латунные цилиндрики гильз веерами разлетались в стороны, как зерно из ладони сеятеля, хлопки выстрелов слились в частую дробь, выбиваемую безумным барабанщиком на донышке жестяной кастрюли, которую он украл из пищеблока психиатрической больницы.

Как только прозвучал первый выстрел, Юрий пружинисто развернулся в смертоносной вертушке, расшвыряв двоих бандитов, до сих пор наивно полагавших, что держат его на мушке. Пистолет одного из них упал на землю в пределах досягаемости; его владелец и Якушев одновременно потянулись за ним, но весьма пристрастный арбитр в лице Баклана решил их спор в пользу Юрия, подстрелив местечкового мафиози на лету, как утку.

Люди Кулика валились на землю, как трава под косой, по одному и парами, прямо как в кино. Кто-то все-таки успел выстрелить — судя по звуку, из того самого, знаменитого, заряженного крупной сечкой обреза, который сегодня то и дело переходил из рук в руки. Якушев, словно в замедленной съемке, отчетливо увидел, как от куртки Баклана полетели клочья и в ее развевающейся, будто полковое знамя, поле возникла здоровенная, хоть ты голову в нее просовывай, дыра.

Все кончилось буквально в два счета, едва успев начаться. К тому времени, когда Баклан начал спускаться в неглубокий кювет, воевать было уже не с кем. На ногах остался только водитель «КамАЗа», который опрометчиво вылез из кабины покурить и размять ноги и не был застрелен только потому, что оставил свое оружие в кабине. Едва Якушев успел это осознать, как водитель допустил новую ошибку, сунувшись в кабину и с лязгом выхватив оттуда обрез трехлинейной винтовки. Баклан остановился, спокойно подождал, пока водитель повернется к нему лицом и передернет тугой затвор, и выстрелил в самый последний момент. Убитый еще падал, перед смертью конвульсивно цепляясь руками сначала за дверцу, а потом за ведущие в кабину ступеньки, а Баклан уже, сунув один из своих пистолетов под мышку, прикуривал сигарету от раскаленного ствола другого.

«Отморозок», — подумал Якушев, созерцая эту картину, и впрямь будто выхваченную из какого-то состряпанного на колене отечественного телевизионного боевика. Впрочем, на самом-то деле Баклан был никакой не отморозок, а просто чудак. Чудачество за ним числилось всего одно, но зато такое, что у тех, кто сталкивался с его проявлениями в первый раз, становились дыбом волосы по всему телу.

Перед отправкой в Чечню им дали краткосрочный отпуск. Быстренько наведавшись к родным пенатам, Баклан, не будь дурак, провел остаток отпуска в Москве, у тетки, которая тогда еще была жива, но уже составила завещание в его пользу. Там, в Москве, его каким-то непостижимым образом занесло в музей внутренних войск МВД. Поскольку дело происходило зимой, Якушев предполагал, что Баклан просто заскочил туда погреться. В музее, со слов Баклана, смотреть было особенно не на что, но один из выставленных там экспонатов привлек-таки его внимание. Он представлял собой пластину из солдатского бронежилета, пробитую автоматной пулей калибра 5,45.

Сам по себе бронежилет, простреленный навылет из «Калашникова», — вещь вполне обыкновенная, остановить автоматную пулю эта громоздкая хламида может, только если та уже на излете. Удивительно было другое: пройдя насквозь, пуля застряла, пришпилив к внутренней поверхности жилета бумажную иконку преподобного Сергия Радонежского. Так они и лежали втроем на витрине — пластина из бронежилета, бумажный образок и пуля, выставившая острый, без малейших следов деформации нос из правого нижнего уголка иконы.

Экскурсовод утверждал, что это чудо, и Баклан, уже успевший поэкспериментировать с АК-74, бронежилетом, каской и даже дубовой шпалой, не стал спорить. Увиденное впечатлило его настолько, что он буквально на следующий день смотался электричкой в Сергиев Посад, наведался в лавру и приобрел точь-в-точь такую же иконку, как та, что остановила пулю.

Никаких других проявлений набожности за ним не замечалось, но иконку он с тех пор постоянно носил во внутреннем кармане вместе с военным билетом и свято верил, что, пока образ святого Сергия при нем, с ним, Бакланом, ничего плохого не случится. Первое время он еще осторожничал, а затем, пообвыкнув, начал откровенно лезть на рожон, ведя себя в бою примерно так же, как сейчас. После первой же подобной выходки Ти-Рекс устроил ему капитальную выволочку с элементами рукоприкладства, но вера Баклана в покровительство святого была так велика и непоколебима, что одной воспитательной беседы ему оказалось мало — потребовалась вторая, после которой он несколько дней болезненно покряхтывал при каждом движении.