Андрей Воронин - Спецназовец. Точка дислокации

Группу возглавлял смуглый, поджарый мужчина лет сорока, с аккуратно подстриженными щетинистыми усами и длинным вертикальным шрамом на левой щеке. Единственной диссонансной нотой в его воинственном облике являлись очки в тонкой стальной оправе, резко и неуместно контрастировавшие со шрамом, камуфляжем и оружием, солидный набор которого он на себе тащил. Эта мелкая деталь его не смущала: очки для него были не модным аксессуаром или признаком интеллигентности, а всего лишь известным на протяжении нескольких веков оптическим прибором, призванным компенсировать такой физический недостаток, как слабое зрение. Война не была его профессией, хотя в родных горах он при случае мог дать фору любому спецназовцу; никаких медкомиссий перед тем, как взять в руки оружие и отправиться в этот рейд, он не проходил, и в том пустяковом деле, которое им предстояло, очки могли стать помехой лишь при крайне несчастливом стечении обстоятельств.

Третий член группы был самым молодым. Ему едва исполнилось семнадцать, и за этот мизерный срок он еще никого не убил. Собственно говоря, он к этому не особенно стремился — до тех пор, разумеется, пока жизнь шла своим чередом и в убийстве не возникало необходимости. Теперь такая необходимость появилась; речь шла о кровной мести, и юноша не колебался ни секунды, когда двоюродный дядя Ахмед предложил ему принять участие в вылазке.

Они миновали большой скалистый выступ, обойдя его по узенькой козьей тропинке, и вскоре внизу между стволами деревьев стали видны каменистые колеи грунтовой проселочной дороги. Дорога пугливо жалась к крутому боку горы, словно норовя держаться подальше от края ущелья. Ущелье было почти до краев заполнено серым киселем тумана, из которого торчали только верхушки растущих на склоне деревьев. По дну его текла, извиваясь, неглубокая быстрая речка; туман надежно скрывал ее от людских взглядов, и журчание прыгающей с камня на камень воды с дороги было не слышно, но троица, которая, замерев, осматривалась по сторонам в поисках возможной угрозы, точно знала, что река там, внизу. Если все пойдет, как задумано, скоро обитающей в ее ледяных, кристально чистых струях рыбешке будет чем поживиться: усатый Ахмед и его родственники не собирались церемониться со своим кровником. И уж тем более они не собирались проявлять снисхождение к наемникам, которых послал вместо себя этот трусливый старый ишак, настолько уверовавший в свою непогрешимость, что счел возможным попрать родовые обычаи, передоверив святое дело кровной мести убийцам, работающим за деньги.

Чтобы улучшить обзор, они спустились еще на несколько метров по склону. Теперь слева между стволами полуоблетевших деревьев стал виден небольшой, относительно ровный клочок каменистой почвы, расположенный у подножия отвесной скалы на обочине дороги. Там, частично скрытый нависающими ветвями какого-то куста, стоял темно-синий пикап. Борта его были густо забрызганы белесой дорожной грязью, на пол открытой грузовой платформы намело разноцветных листьев. На капоте и плоском ветровом стекле тоже желтели прилипшие визитки уходящей осени; забрызганный глиной регистрационный номер был московский, а за рулем кто-то сидел. Грязное стекло отсвечивало, мешая как следует разглядеть водителя, но, судя по некоторым признакам, он мирно спал, свесив голову на грудь и низко надвинув пятнистое армейское кепи. Переднее окно со стороны пассажира было приоткрыто, и из него нагло торчал тонкий, как комариный хоботок, ствол автомата.

Усатый Ахмед недобро улыбнулся. Его двоюродный племянник, по свойственной юности горячности рвавшийся в бой, принял эту улыбку за сигнал к атаке и подался вперед, беря на изготовку автомат. Опередив Ахмеда, бородатый гигант остановил торопящегося доказать свое право называться мужчиной юнца, положив ему на плечо широкую, как лопата, и тяжелую, как чугунная плита, ладонь. Его черные, как спелые вишни, глаза находились в непрерывном движении, сканируя местность в поисках признаков засады. Бородатый Умар был опытным воином, прошедшим горнило обеих чеченских войн. И если гибели он избежал во многом благодаря воле всемогущего Аллаха — или, как сказали бы неверные, слепому везению, — то на свободе Умар до сих пор оставался исключительно в силу своей осторожности. Конечно, ему случалось проводить в следственном изоляторе по несколько месяцев и выдерживать многочасовые изнурительные допросы, сопровождаемые побоями и унижениями, но доказать его участие в боевых действиях следователи так и не смогли, а с поличным Умара не взяли ни разу: у него всегда хватало ума вовремя заметить, в какую сторону дует ветер, и закопать оружие до лучших времен.