Андрей Воронин - Слепой. Я не сдамся без боя!

Встреча со «знакомым генералом» произошла на конспиративной квартире Глеба. К слову, Залину ничуть не удивил тот факт, что первый встретившийся ей на улице человек имеет, оказывается, подобные знакомства. Похоже, она была уверена, что все москвичи, сколько их есть, если сами не работают в Останкино или на Лубянке, то, как минимум, имеют там хороших знакомых, способных помочь в решении любых житейских проблем.

Его превосходительство, когда хотел, умел производить на людей самое благоприятное впечатление. Сегодня он был само очарование, чему немало способствовали как личность молодой симпатичной девушки, перед которой, чего греха таить, было приятно распустить поредевшие перья, так и благоприятный фон в лице остриженного наголо и мрачно посверкивающего из-под темных очков внушительным фингалом Сиверова. Выступать в роли очаровательного пожилого джентльмена его превосходительству оказалось легко еще и потому, что Залину ни к чему не пришлось склонять и принуждать — напротив, ее надо было сдерживать, чтобы сгоряча не наломала дров.

Свою позицию Залина объяснила всего один раз, но зато предельно доходчиво. Один из людей, которые удерживали ее в двухкомнатной квартире в Измайлово, пичкая сильнодействующими успокоительными препаратами, татарин по имени Фархад, сказал, что она не доросла до того, чтобы стать шахидкой — дескать, ей не за кого мстить. Теперь, сказала Залина, ей есть за кого мстить, и есть кому мстить. Глебу показалось, что она была бы вполне довольна, вернувшись к своим тюремщикам с бомбой под кофточкой и взорвав себя вместе с ними. Федор Филиппович, судя по всему, тоже это понял, и его, как и Глеба, такой сценарий решительно не устраивал. Посему, включив на полную мощность не только свое обаяние, но и умение быть убедительным, его превосходительство уговорил Залину сыграть по его партитуре.

Главным аргументом в пользу этого стало обещание с ее помощью найти и покарать не только ее тюремщиков, которые являлись всего лишь рядовыми исполнителями, но и истинных виновников гибели ее брата и Марьям Шариповой. «Взорвать Кремль, вынуть из могил кости всех русских царей, приложивших руку к присоединению и замирению Кавказа, и сжечь их на главной площади Махачкалы», — из предосторожности перейдя на неудобопонятный для неспециалиста баварский диалект немецкого языка, пробормотал себе под нос Глеб, за что удостоился многообещающего взгляда из-под мохнатых генеральских бровей. Он и сам чувствовал, что пошутил не совсем удачно: Залине Джабраиловой, как и большинству людей, было не до поиска уходящих вглубь веков корней творящегося на Северном Кавказе кровавого безобразия, ее интересовали конкретные люди, причинившие ей, лично, конкретную боль.

И вот теперь она, прямая и неприступная, одетая в купленные Ириной модные облегающие джинсы и кофточку, подстриженная Ириной на европейский манер и благоухающая французскими духами Ирины, сидела на сиденье справа от него и не поддавалась на провокационные уговоры подумать и, пока не поздно, изменить решение. Если бы она этим уговорам вняла, Глеб испытал бы разочарование и облегчение одновременно. И, пожалуй, облегчение было бы сильнее разочарования: в конце концов, по адресу, которым он теперь располагал, проживали люди, из которых можно было выбить правду, не рискуя жизнью девушки.

Но жребий уже был брошен. Глеб понял это, когда Залина, по-прежнему не глядя на него, потянула дверную ручку и вылезла из машины. Вздохнув и грустно покосившись на бардачок, в котором остался лежать пистолет, Слепой поправил на переносице темные очки и последовал за ней.

Телефон продолжал звонить.

— Надо ответить, — заметил Макшарип. Фархад давно присвоил себе единоличное право говорить по телефону с теми, кто отдает приказы, и теперь, как и следовало ожидать, это почти детское стремление все время быть на виду, в самом центре внимания старших, обернулось против него. — Ответь, дорогой, Махмуд не любит долго ждать.

— Э! — с досадой воскликнул татарин и нехотя побрел в прихожую. Дребезжащие трели телефона оборвались. — Ислушаю, уважаемый! — произнес Фархад лживо-подобострастным тоном шашлычника, говорящего с клиентом, который случайно увидел, как он на кухне обдирает бродячую собаку.

Макшарип подумал, что настоящие бойцы не разговаривают так даже с теми, кто стоит несравненно выше них. Впрочем, с точки зрения по-настоящему серьезных людей, годами водящих за нос спецслужбы всего мира и ухитряющихся при этом раз за разом наносить неверным чувствительные удары, все они — и Макшарип со своими боевыми шрамами, полным безразличием к пропагандистским лозунгам и добровольной сдачей федеральным властям, и Фархад с его не до конца проясненным, мутным, мелкоуголовным прошлым, и даже уважаемый Махмуд, всего год назад носивший погоны майора милиции и до сих пор не расставшийся с привычкой жить по принципу «и вашим, и нашим», вряд ли заслуживали настоящего доверия. Хороший полевой командир трижды подумал бы, прежде чем принять таких, с позволения сказать, бойцов под свое начало, а приняв, не спускал бы с них глаз, пока они не доказали бы свою преданность делу, за которое сражаются.