Андрей Воронин - Слепой. Я не сдамся без боя!

Как уже упоминалось, посещая шашлычную старого Абдуллы, господин Стрельников неизменно заказывал графинчик водки и осушал его в полном одиночестве — не потому, что был жаден или необщителен (вот уж нет!), а по той простой причине, что, кроме него, никто из завсегдатаев кафе спиртное не употреблял. Есть расхожая шутка, гласящая, что пророк запретил правоверным мусульманам пить вино, но ни словечком не обмолвился о более крепких напитках — виски, джине, коньяке и обыкновенной русской водке. Старому Абдулле доводилось встречать единоверцев, которые находили в этой глупой шутке оправдание своей греховной слабости, но среди его постоянных клиентов таких не было. Именно поэтому Стрельников сражался со своим графинчиком один на один и неизменно одерживал победу.

Победа эта, судя по некоторым признакам, давалась ему нелегко, и к тому моменту, когда графин пустел, незадачливый бомбист начинал выглядеть смертельно измотанным — говорил с трудом, хотя и весьма охотно, двигался замедленно и неуверенно и испытывал явные проблемы с равновесием. Как раз в эти моменты он, всякий раз принеся многословные и горячие извинения, подсаживался к кому-нибудь из посетителей и заводил разговор о политике — выражаясь конкретнее, о политике России на Северном Кавказе, которую считал самоубийственно глупой. Он не кричал, как это бывает с пьяными или одержимыми какой-нибудь навязчивой идеей людьми, но слова «имперские амбиции», «великодержавный шовинизм» и «геноцид», которыми была густо пересыпана его речь, звучали достаточно отчетливо, чтобы старый Абдулла чувствовал себя крайне неуютно. Когда это начиналось, ему приходилось выходить из-за стойки и урезонивать раздухарившегося бомбиста. Бомбист всякий раз послушно замолкал, платил по счету и удалялся нетвердой походкой, напоследок принеся нижайшие извинения всем присутствующим, а назавтра возвращался и начинал все с самого начала. Из-за него Абдулла потерял уже двоих уважаемых клиентов, и с этим надо было срочно что-то делать.

Естественно, проще всего было позвонить в милицию и сообщить, что находящийся в федеральном розыске беглый преступник облюбовал уважаемое заведение, в котором ему решительно нечего делать, и указать точное время, когда его можно там встретить. Это было не только самое простое, но, пожалуй, и самое разумное решение проблемы: таким манером Абдулла не только избавился бы от назойливого ниспровергателя устоев государства, но и отвел бы от себя возможные обвинения в укрывательстве и пособничестве доморощенному террористу. Ведь стоит вызвать только тень подозрения, а там, как водится, дальше — больше: раз укрываешь этого, так, надо думать, помогаешь и другим, которые одной с тобой веры и, в отличие от Стрельникова, успели натворить настоящих дел. Словом, как говорят сами русские: коготок увяз — всей птичке пропасть…

К российским силовым ведомствам Абдулла Закаев относился примерно так же, как большинство россиян, независимо от национальности, вероисповедания и политических убеждений, то есть как к неизбежному злу, с которым следует мириться и к которому надлежит проявлять хотя бы показное уважение — во-первых, чтобы зло не свернуло тебе мимоходом шею, а во-вторых, чтобы, когда возникнет такая нужда, использовать сокрушительную силу этого зла в своих интересах.

Сейчас, казалось бы, эта самая нужда приспела. На первый взгляд ничто не мешало старому Абдулле Закаеву воспользоваться своим статусом законопослушного гражданина, легального бизнесмена и почтительного взяткодателя, чтобы раз и навсегда законным порядком избавиться от человека, причиняющего неудобства его клиентуре, наносящего урон бизнесу и своими подрывными речами ставящего под угрозу упомянутый легальный статус, а вместе с ним и налаженную жизнь Абдуллы и его многочисленного семейства. Но хозяин шашлычной медлил, и на то существовали как минимум две причины.

Во-первых, звонок в милицию, учитывая специфику дела, неизбежно привел бы к визиту в шашлычную представителей ФСБ. А лишний раз привлекать к себе внимание федералов (которым, к слову, и без того не был обделен) Абдулла Закаев не хотел: это сократило бы численность его клиентуры куда более существенно, чем болтовня целого десятка доморощенных революционеров а-ля господин Стрельников.

А во-вторых, повременить с окончательным решением Абдуллу просили уважаемые люди, которым он просто не мог отказать. Они считали, что к бомбисту Стрельникову надо хорошенько присмотреться, а уж потом думать, как с ним поступить: сдать федералам, зарезать, как барана, в темной подворотне или попытаться как-нибудь приспособить этого явного олуха к делу.