Владимир Колычев - Девушка с белым лицом

— Да уж, романс у нас действительно жестокий… А что с пальцем?

— Нарезку делал, нож соскочил по пальцу…

— Сам соскочил?

— Я, конечно, виноват в том, что случилось с Антоном.

— Да? — Черепанов глянул на меня так, будто я уже попросил авторучку и лист бумаги для чистосердечного признания.

— Нельзя было Антона отпускать, я хотел такси вызвать, но он сел за руль.

— На руле нет отпечатков его пальцев. — Черепанов еще не прижал меня к стенке, но уже пытался прикрутить к ней взглядом.

— И что?

— За рулем был кто-то другой… И этот человек тщательно протер все, к чему прикасался.

— И вы конечно же думаете, что это был я.

— Почему «конечно же»? — Черепанов смотрел на меня, как будто я уже ставил подпись под своим чистосердечным признанием.

— Но это был не я.

— Кто может это подтвердить?

Не хотел я впутывать в это дело Риту, но следователь просто разрывал меня на части своим взглядом.

— Я не один был, с девушкой… Антон понял, что мешает нам, и ушел.

— Фамилия, имя, отчество? — Черепанов извлек из пиджака блокнотик с прикрепленной к нему авторучкой.

— Зовут Рита, остальное не знаю…

— Разберемся… Номер телефона, по которому вы ее вызывали? — спросил Черепанов.

— Я ее не вызывал, она сама пришла… И это совсем не то, что вы думаете.

Я мог сравнить себя с женщиной, которую муж застал в постели с любовником, настолько жалкими казались мне собственные оправдания. Ощущение такое, будто я стоял перед Черепановым со спущенными штанами.

— Не было никакой Риты, — жестко сказал следователь, взглядом требуя от меня исповеди.

— Ну как же не было? Элеонора ее видела.

Элли качнула головой, возмущенно глядя на меня. Тонуть я должен был в одиночестве, ее за собой тянуть вовсе не обязательно. Она, святая непорочность, не может быть причастной к убийству.

— Когда вы видели? — обращаясь к ней, спросил Черепанов.

Он не улыбался, но у него было бодрое настроение как у следователя, который раскрыл убийство.

— Не видела я! — Элли обескураженно мотнула головой.

— И у меня вчера ты не была? — Я с пренебрежением смотрел на нее.

Как еще можно было относиться к женщине, для которой предать — как волосы в салоне красоты перекрасить.

— Нет.

— И не звонила мне?

— Э-э… Звонила, — опомнилась она.

— Зачем вы звонили? — спросил Черепанов.

Я с тоской глянул на него, как будто действительно тонул и тянул за собой Элли. Разве не могли мы с ней объединиться против Антона? Могли. Элли наследует львиную долю компании, контроля над которой меня лишили, мы женимся, и справедливость торжествует. Именно этот сценарий Черепанов и рассматривал, а мне бить его карту нечем, да и Элли в полном замешательстве.

— Хотела знать, куда подевался Антон, — выдавливая из себя слова, проговорила она. — Я знала, что Антон был у Максима… Я действительно была у Макса, мне нужно было с ним поговорить. Антон об этом узнал…

— И приехал разбираться?…

Черепанов не стал называть мое имя, он просто кивнул на меня. Он не удержался и хлопнул в ладоши — все, дело в шляпе, пора умывать руки.

— Антон искал у меня совета, — сказал я.

Черепанов быстро повел головой снизу вверх, не сводя с меня глаз, полных сарказма. Ну, конечно же, Антон приехал ко мне за дружеским советом, по-другому и быть не могло.

— Он знал, что его хотят убить, — продолжал я.

Следователь сел в кресло, сомкнул руки в замок, сложил их на животе и с усталой иронией посмотрел на меня одним глазом. Он, конечно, готов меня слушать, но только до тех пор, пока не отдохнет, ну, а потом мы вместе отправимся в отдел, где я дам признательные показания.

— Элли, ты должна знать, кто такой Игарик! — Я схватился за соломинку в тщетной надежде на спасение.

Элли мотнула головой, с призывом глядя на Черепанова — вдруг он смилостивится над ней и откажется от своих подозрений. А я — расходный материал, мною можно и пожертвовать…

— А кто такой Джим, Костюха? — настаивал я.

Но Элли снова ничего не знала, мало того, теперь она смотрела с надеждой на меня. Действительно, я мог бы признаться в убийстве, взять всю вину на себя и, поставив подпись под протоколом, застрелиться. Неужели я не готов пожертвовать собой ради любимой женщины?

Но я продолжал гнуть свою линию — с упорством обреченного:

— Их было четверо, Антон, Игарик, Джим и Костюха, в две тысячи третьем году они изнасиловали и утопили девушку. На Медвежьих озерах. И теперь им кто-то за это мстит.