Эндрю Бергман - Большая чистка сорок четвертого года. Кот привратника

Китти разлила коньяк в специальные, сужающиеся кверху, бокалы и села ко мне на колени.

— Джек, ты очень устал?

— Ужасно.

— Я понимаю. — Она улыбнулась и положила руку на мое бедро. Волосы у нее были каштановые, а глаза зеленые и хитрющие. — Мы замечательно провели время, Джек. И вообще у нас много общего.

О нет, она не пыталась меня возбудить, наоборот, как бы успокаивала, водя стиснутым кулачком взад-вперед по моему бедру.

— Хм, в известном смысле я чувствую себя достаточно бодро.

Она засмеялась:

— Терпеть не могу робких мужчин. — Ее рука продолжала медленное, но настойчивое движение к моему паху.

Эге-ге, поехали по ухабистой дорожке! — Мне так хорошо с тобой, — сказала она. Ее рука замерла возле моей ширинки. — Джек, обещай, что сегодня ты не станешь надираться.

— Обещаю. Можешь насиловать меня всеми возможными способами.

Мы встали и устремились в спальню, юные и счастливые, — сыщик и его шлюшка-подружка, идеальная парочка из детективных романов.

В эту ночь нами было сделано великое открытие: оказывается, мы действительно друзья, друзья искренние и по-королевски щедрые.

И вот этого в романах уже не бывает.

Дорога от Санни-Сайда до Смит-тауна заняла добрых, нет, кошмарных два с половиной часа. Надо сказать, что я без энтузиазма садился за руль моего старого «бьюика», — сказывались последствия бурной ночи. Уже через полчаса мне стало смертельно скучно. Представьте по обе стороны шоссе бесконечные болота, лишь изредка перемежаемые островками суши, на которых теснятся дощатые домишки — выглядели они вдвойне жалко в этих забытых Богом местах. Унылый пейзаж слабо оживляли многочисленные бензоколонки. Комары меня одолевали. Я давил их о внутреннюю сторону лобового стекла, и в конце концов оно стало напоминать поле боя, если смотреть на него с высоты птичьего полета. Сквозь это розовое месиво я уже плохо различал трассу и вынужден был остановиться возле запыленной будки бензоколонки. Мужчина в зеленом комбинезоне и кепке с желтой надписью «Берт» сидел на табурете и пил из бутылки лимонад. Он медленно встал и на полусогнутых приблизился к моей машине. Глаза как у старого клоуна, нос морковкой, зубы желтые — от многолетней привычки жевать табак. А еще старина Берт слишком много времени проводит на солнце — шея у него как старое седло. Он с минуту сочувствующе изучал следы кровавой бойни на ветровом стекле и наконец изрек замогильным голосом:

— Комарье нынче совсем озверело. — Наверное, последние десять лет его собеседниками были лишь лопухи да вон тот телеграфный столб неподалеку от будки. — Жарко и сыро — комары это любят.

— Похоже на то, — согласился я, вылезая из «бьюика», чтобы размяться. Было уже одиннадцать, солнце высоко и прочно утвердилось в безоблачном небе.

К полудню так распогодится, что будет не продохнуть. Я закашлялся — воздух был густой и липкий.

— Плохо переносите жару? — осведомился участливый Берт. — Июнь выдался жаркий. И влажность высокая. Поэтому и комарья здесь тьма тьмущая.

Нет, одним стало меньше. Я успокоил его на своем загривке. Но успел, подлец, успел вонзить свое гнусное жало.

— Послушай, Берт, как отсюда добраться до Смиттауна?

— С таким стеклом нечего и пытаться. — Он открыл дверцу «бьюика», наклонился над передним сиденьем, опрыскал стекло, протер бумажной салфеткой, опять попрыскал, стер розовые разводы.

— А Эджфилд-роуд тебе известна?

— Знаем такую. — Он теперь обрабатывал стекло снаружи. — Значит, так. Сорок миль по прямой — и вы в Смит-тауне. Повернете направо и через район, который местные называют деловым, хотя, по правде говоря, там просто два многоэтажных дома, проедете с полмили до заведения «Куки-бар». Если туда заглянете, передайте хозяину привет от малыша Берта. Ну а если спешите, то езжайте прямо до Салем-стрит. Возьмете влево и упретесь в Эджфилд-роуд.

— Ты так хорошо знаешь Смит-таун?

— Родился и вырос там. Как раз поблизости от Эджфилд-роуд. Ничего особенного. Пригород как пригород. Вы по делу или как?

— Угадал.

— Вообще-то есть места интереснее. Вам долить бензина?

Я вытащил талоны и дозаправился, чтобы сделать Берту приятное.

Через час, истекая потом, морщась от головной боли, весь распухший от комариных укусов, я запарковался на Салем-стрит. Вырубил двигатель, тарахтевший, по-моему, на весь Смит-таун, вышел из машины, закурил «Лаки» и дальше двинулся пешком. Берт был прав — есть места интереснее. По обеим сторонам улицы тянулись белые, в стиле бунгало домики, построенные, скорее всего, не более десяти лет назад, но уже столь ветхие, что о ремонте не могло быть и речи. Гонт рассохся, водопроводные трубы проржавели, облупившаяся краска, свисая со стен, отбрасывала острые черные тени.