Кэтрин Стедман - Опасная находка

На долю секунды я задумываюсь о своей маме. Вижу ее в постели, в комнате, где-то далеко, одну. В ночь после аварии. После того как ее нашли, изломанную, промокшую от дождя. Я не знаю, где была та палата и оставалась ли мама одна. Я лишь надеюсь, что палата выглядела не так.

Алекса снова смотрит мне прямо в глаза.

— Никто из нас не хотел даже представлять ее там. Поэтому мы забрали ее домой. И ей стало хуже. А потом наступил день, когда она попросила меня оставить ей морфин. Я знала, что это значит… — Ее голос дрожит. — Я оставила его на ночном столике, но она не смогла взять бутылочку. Она все роняла и роняла ее на простыни. Я позвала папу, и мы обсудили это, все втроем. А потом я пошла наверх, принесла камеру, папа установил штатив, и мама рассказала на камеру, для суда, что она в здравом уме и хочет покончить с собой. Она продемонстрировала, как не может сама поднять бутылочку с лекарством, не говоря уже о том, чтобы сделать себе укол, и объяснила, что просит меня помочь ей. После видео мы пообедали. Я накрыла в гостиной стол со свечами. Мы пили шампанское. Потом я оставила их с папой. После разговора он вышел в коридор. И ничего не сказал. Я хорошо это помню. Он просто прошел мимо меня наверх, в спальню. Я подоткнула маме одеяло на диване, и мы немного поболтали, но потом она устала. Она проговорила бы со мной всю ночь, но была слишком истощена для этого.

У Алексы перехватывает дыхание. Она отворачивается. Я молча жду.

— Она устала. Так что я сделала то, о чем она просила, поцеловала ее перед сном, и она заснула. И довольно скоро перестала дышать. — Она снова останавливается и смотрит на меня. — Мы ведь никогда не лгали, знаете. Ни разу. Мы с самого начала говорили правду. Нам просто не повезло со временем. И ужесточением правил. Но такова жизнь, верно? Иногда ты собака, а иногда — фонарный столб.

Она сдержанно улыбается.

Я улыбаюсь ей в ответ. И не представляю, как она сумела остаться в здравом уме, проведя так много лет в этом месте после того, что совершила. За то, что совершила. Помогла человеку, которого любила. Смогла бы я сделать это для Марка? А он для меня? Я смотрю на Алексу. Четырнадцать лет — достаточный срок для «подумать».

— Чем ты занималась до тюрьмы, Алекса? — спрашиваю я. Я хочу вернуть ее к разговору.

— Я была партнером в фирме, занимавшейся корпоративным правом. И, судя по отзывам, отлично справлялась. Мама и папа мной гордились. Гордятся. Я бы не вернулась туда, даже если бы могла, чего, определенно, мне уже не удастся сделать. Но я и не стала бы.

— Почему нет? Почему ты не стала бы?

— Для начала потому, что не нуждаюсь в деньгах. Я много зарабатывала раньше. И хорошо вложила заработанное. У нас уже есть дом. Точнее, у моего отца. Я снова буду жить с ним, он законный владелец, кредит за дом выплачен. И я могла бы больше не работать, живя только на дивиденды от вложений. Я не стану, но я могла бы.

Она улыбается и подается вперед, кладет локти на стол и опирается на них.

— Я планирую… я планирую попытаться забеременеть. — Она понижает голос и внезапно кажется моложе, уязвимее. — Я знаю, конечно, что я уже в возрасте, но я говорила об этом с тюремным врачом, и он сказал, что доступное сейчас ЭКО на несколько световых лет обходит то, что существовало до моего заключения. Мне сорок два, и я выйду на свободу через месяц. Я уже связалась с клиникой. У меня назначена встреча с врачом на следующий день после моего выхода.

— Донорская сперма?

Я могу лишь предполагать. Она ни разу не упоминала о мужчинах во время наших телефонных разговоров. Да и мало кто способен ждать кого-то четырнадцать лет. Сомневаюсь, что я способна.

Она смеется.

— Да, донорская сперма. Я привыкла действовать быстро, но не настолько!

Она выглядит искренне счастливой. Радостной. Сотворить нового человека. Создать новую жизнь… Я чувствую, что и мое сердце начинает биться быстрее. От мысли о ребенке. Нашем с Марком ребенке. Теплое чувство… На мгновение мы обе погружаемся в него. Мы с Марком уже обсудили это. И решили попытаться. Месяц назад я перестала принимать таблетки. Мы попробуем завести ребенка, и если это произойдет в течение медового месяца, тем лучше. Странно, что мы с Алексой одновременно пришли к такому решению. При всей разнице наших с ней судеб.

Она подается вперед.

— Я собираюсь начать как можно скорее. С каждым годом шансы на успех падают, но верхней границей для ЭКО считают сорок пять лет, так что у меня есть еще три года. Три года шансов. Я здорова. Все должно пройти хорошо.