Александр Щелоков - Крысы в городе

Катрич резко бросил тело на землю. Автомат он чуть приподнял, чтобы не грохнуть его о грунт. Быстрым перекатом сменил позицию, укрывшись за старым пнем.

Мгновенная реакция спасла. Пули просвистели рядом, состригая листву кустов.

Катрин наугад послал очередь в темноту. И когда стихло, со стороны, где только что были люди, он услышал негромкий стон, похожий на собачий скулеж.

Ужом скользнув по траве, Катрич скатился в неглубокую яму и, крюком забирая вправо, зашел со спины противника. Тот лежал возле большого камня и бинтовал ногу поверх простреленных брюк. Автомат лежал рядом.

Катрич узнал этого человека. Именно его он так тщательно купал в своей ванне, хотя знал, что крови с бандита не смоешь даже мочалкой. Это был тот самый тип, что убил Порохова, довольно нечестного банкира, которого все же не стоило убивать.

Это был тот самый человек, что убил Денисова, затем убрал Ручьева.

Такого надо бы судить по всей строгости, но где эта строгость у наших законов, а главное, у властей? Кто даст гарантию, что отданная под суд Крыса не прогрызет себе выход из-за колючки и не окажется вновь на воле?

Катрич уперся кончиком штыка в грудь лежавшего. Тот понял, что должно случиться. Заорал истошно, вкладывая в крик весь обуявший его ужас.

Убивать других он умел. Принять смерть самому, вот так, как сейчас, встретившись с ней с глазу на глаз, Крыса не был готов.

Катрич налег на приклад автомата.

Громко хрустнули хрящи и ребра.

Рот бандита так и остался открытым. Поганый дух вышел из него с громким криком…

Все…

Катрич выдернул штык из груди и бросил автомат. Металл глухо звякнул о сухую землю.

Киллер.лежал у его ног, маленький, серенький, жалкий. Лежало зло, воплощенное в образе человека, — хищный грызун, убийца, носитель социальной заразы, перемазанный своей и чужой кровью. Но умерло ли зло вместе с Крысой? И не может ли быть, что его поганая и жалкая смерть служит уже не добру, а злу? Если иначе, то почему зла с каждой такой смертью становится больше?

Любой, кто убит в Чечне — будь он горец, русский призывник, контракта ик-татарин, — это зерно зла, которое чья-то рука высевает на российской земле. Кто будет жать урожай? Кому жевать его горькие, полные яда плоды?

Что дала смерть поганой Крысы ему, честному Катричу? Стал он богаче душой, добрее сердцем? Кто будет завтра радостно праздновать тризну по господину Саддаму? Скорее всего те, кто готов занять его место в преступном бизнесе.

Нет, зло не убивает зла. Одно зло порождает другое. И только…

— Артем!

Катрич поднял голову. Рядом, широко расставив ноги, стоял Клоков.

— Что автомат бросил?

Катрич вялой рукой подхватил оружие.

— Да ну его, все… Я уже навоевался. И произнес злые, родившиеся в русской древности, но до сих пор живые слова.

— Пойдем, пойдем, — Клоков взял его под руку. — Подумаем, как жить дальше.

— Только не так, Юра. Только не так.

Лекарев в новенькой, только что полученной милицейской форме с цветными эмблемами в петлицах, с блестящей кокардой на мягком кепи шел по Дворянской. Навстречу ему двигался невзрачный мужчина в очках. Под мышкой он держал папку, брюхо которой разрывало обилие напиханных внутрь бумаг.

— Чечен!

Лекарев в удивлении приостановился. Его узнали. Но кто?! Вгляделся внимательно.

Перед ним собственной персоной стоял Арнольд Матвеевич Захаров — лектор, так умело заводивший боевиков на базе в Тавричанке.

— Вас не удивляет мой вид? — Лекарев смотрел прямо в глаза Захарову.

Тот понимающе улыбнулся.

— Нисколько. Я всегда знал — наши повсюду. Только придет время…

— И чем вы теперь занимаетесь? — Лекареву не хотелось продолжать тему.

— Как всегда. Как всегда. С лекции на лекцию.

— Еврейский вопрос?

— Ах, вот вы о чем! Нет. Сегодня вопрос чеченский/Читаю солдатам. Чеченцы — ворье и бандиты. Если ты не вор и не бандит — значит, не чеченец…

Арнольд Матвеевич засмеялся. Потом поправил очки, ткнув пальцем в дужку.

— Простите, дорогой, я спешу. — Он постукал ногтем по стеклу наручных часов. — Народ ждет правды.

Апостол гласности и демократии сделал рукой «здрасьте!» и засеменил дальше, неся с собой свои свежие идеи, которые собирался сеять на поле зла и насилия.

— Сегодня, Артем, у нас пельмени. Я угощаю. Дудка расстарался специально для нас.

Рыжов смотрел на Катрича с дружеской улыбкой. Тот улыбнулся в ответ.

— Пошли. Только не говорите о еде. Я истеку слюной. Они медленно шли по улице, усталые, опустошенные событиями последних дней. Шли, размышляя каждый о своем.