Александр Щелоков - Крысы в городе

Силу денег Али понял при первом задержании. Его выкупил у милиции Алекпер Дадаев, слывший среди ворья паханом, а для милиции бывший образцовым гражданином, который никогда ни в чем не был замешан. Еще не оперившийся Али понял, что деньги обладают удивительным свойством: их никогда не бывает слишком много, а если их не счесть, то они могут все. Не деньги портят человека. Портит желание загрести их как можно больше. В социалистическом Баку, в царстве Гейдара Алиева, могучего брежневского сатрапа, подхалимствовавшего в Москве и куражившегося в Азербайджане, не существовало системы государственных фиксированных цен. В южной благодатной республике за все приходилось платить в два-три раза дороже, нежели в самом дорогом месте России.

Али на волне воровского успеха взлетел вверх, укрепился в клане воровских авторитетов, переехал в Россию с паспортом на фамилию Гуссейнов и возглавил крупное дело по торговле наркотиками. Крупное, потому что мелочевкой Гуссейнов не занимался. Сто-двести килограммов дури в контейнерах среди упаковок конфет или консервов из Ирана — вот его размах. Таможня, получая свою долю, в грузах, которые везли из-за границы посредники Гуссейнова Ханпаша Байрамов и Муса Алиев, не ковырялась.

За крутость характера, беспощадность в расправах с теми, кто пытался выйти из дела, Гуссейнова прозвали Саддамом, намекая на его сходство с иракским диктатором Саддамом Хусей-ном.

Понимание великой силы денег, врожденная азиатская властность у Саддама проявлялись в первую очередь в его отношении к людям: он их ни во что не ставил. Он платил, они служили ему, а тем, кому ты платишь, не положено строить иллюзий насчет своего положения. Наемники обязаны знать свое место. Не хотел Саддам менять привычек и сейчас, в разговоре с Кольцовым.

— Ты, мент, — Саддам произносил «мэнт», — не духарись. Да, мы с тобой состоим при одном деле, но между нами есть разница. Пока ты это не поймешь, будешь всегда ошибаться. Это при советской власти за мой же миллион рублей ты мог трясти мне душу и в конце концов посадить. Теперь тебе против моих миллионов «зеленых» не устоять. Я на тебя положил с прибором и держу возле себя только по старой дружбе. Ты твердишь: общее дело. Забудь. Не обманывай себя. Не надо. Да, дело общее, как у ишака и узбека. Но ты — ишак, я — узбек. Я тебя купил, ты мой груз возишь, Я могу тебя продать и даже убить. А ты, самое большее, можешь меня лягнуть.

Кольцов сидел, мрачно ковыряя вилкой в жарком. Он сам давно и прекрасно понимал все тонкости своих отношений с Саддамом — не дурак же мент в конце концов, но ему все время хотелось, чтобы этого не понимал Саддам. Так разбивший любимую чайную чашку отца малыш надеется, что его шалость никто не заметит. И вот теперь Саддам сразу все поставил на свои места, назвав кошку кошкой, мышку — мышкой. Однако упрямство Кольцова все еще не остыло.

— Значит, я не могу тебя ни продать, ни убить? Вопрос глупый, и почему он сорвался с языка, Кольцов не мог себе объяснить. Саддам вспылил.

— Потому, мент, что в моем деле ты сявка. Одна из многих. У меня на содержании сидят генералы и депутаты. Кому ты меня пойдешь продавать? Допустим, все же найдешь мудака с убеждениями. Как этот… Как его? Горчаков. Но тогда тебе придется признать первым делом, что ты весь в говне по самую кокарду. Защитничек! Дальше. Кому прикажешь меня убить? Сам за это возьмешься? Да ты, даже если из задницы от натуги груша вылезет, не сумеешь.

Кольцов наклонил голову еще ниже. Он уже не рад был, что начал этот разговор. Знал ведь свой шесток. Знал и сопел в две дырочки и клевал золотые зернышки. Зачем же на руку дающую гадить?

— Ладно, — Саддам протянул руку через стол и хлопнул Кольцова по плечу. — Оставим это. Отношения у нас прежние. Ты знаешь, я обид на дураков не держу. Однако ты должен твердо знать, кто в деле настоящий хозяин. И не обижайся за урок. Теперь время деловых людей и все должны знать, кто есть кто. Если ты работяга — сиди в своей шахте, рубай уголек. Он нужен обществу. Но не изображай из себя гегемона. Не надувай щеки, если нет причин. Если ты артист или телевизионщик, то валяй, смеши. Можешь критиковать всех, до самого президента. Их у нас еще будет много. Но на тех, кто правит деньгами, я подчеркну — своими баксами, — хвоста не поднимай. Зубки обломаешь. Лучше занимайся своим делом. Но помни, кому служишь. Если сделаешь свои деньги, тогда поговорим по-иному. Думаю, мент, ты это уже понял. Теперь выпей. За мое здоровье. И иди. Я тебя не задерживаю.