Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего отражения

А я тогда и вправду не помнила. «Колись, – говорю, – Елена, чего темнишь?» – «Да я вот думаю, можно было бы подзаработать теперь… Не можешь узнать фамилию-то?» – «Это в архивах надо смотреть, а кто же меня туда так просто пустит, я там уж семь лет как не работаю, и персонал весь сменился!» – «Ну не весь же! Кто-нибудь да остался из старых коллег, вот ты и попроси…» – «Ты смешная, о чем я просить стану? Если бы я сама перебрала карты рожениц, так я бы наткнулась и вспомнила фамилию, а так – чего я говорить буду? Найди мне всех, кто рожал в таком-то году в таком-то месяце? Я уж и не помню, какой год и месяц был…» – «Май, – говорит Лена, – семьдесят четвертого года». – «Ну слушай, не знаю я. Подумаю… А кто же это тебе заплатит? Найду я тебе, допустим, фамилию, а ты явишься к женщине: здрасте, а ребеночек-то не ваш! И думаешь, побежала она тебе платить за такую радостную новость? Лишь беду в семью принесешь! Вот только если ты к другой собираешься, к той, которая родила…» – «Тоже мысль. Еще лучше даже…» – «Ленка, ты спятила. Шантажом решила заниматься?» – «Ладно, ты не хочешь помочь? А то и сама бы заработала». – «Нет, – говорю я ей, – ты спятила, и все тут!» – «Да успокойся, я пошутила. Никуда я не пойду». – «Слава богу», – говорю… Больше меня Лена не просила, но разговор этот мне запал. Я действительно попросила знакомых, оставшихся работать в роддоме Ганди, показать мне архивы. Толком даже не знаю зачем. Нашла-таки: Самарина Вера… А Ленке я ничего не сказала. Мне эти дела не нравились. К тому же я уже оформляла отъезд в Америку, к детям, и зачем мне лишние хлопоты? Деньги мне бы, конечно, пригодились для отъезда, разве ж я возражаю, чтобы заработать! Но шантаж – это дело дурное! И опасное! Вон, как фильм какой смотришь, так всегда шантажистов убивают. То, конечно, кино… Да только через несколько дней Лена под машину попала. Мне отчего-то не по себе сделалось, мысль мелькнула, что уж не отправилась ли она и впрямь шантажировать мамашу той девочки, то есть твою мамашу, настоящую… А уж когда спустя еще пару недель я через общих знакомых услышала, что и главврач Демченко погибла, и снова несчастный случай, мне и вовсе нехорошо стало. Ну, думаю, пора мне к детям ехать! И уехала.

С нашего стола давно уже убрали грязную посуду, и метрдотель поглядывал на нас с нетерпением. Ресторан опустел, и ему, видимо, хотелось спокойно отдохнуть несколько оставшихся часов до вечернего налета посетителей. Джонатан сделал знак, чтобы расплатиться.

Колесникова, закончив свою историю, как-то потухла, лицо ее озаботилось, закрылось. Пожив полтора часа воспоминаниями о прошлой жизни, в которой она являлась значительной фигурой, вершащей судьбы, причем в самом прямом смысле этого слова: в ее руках были жизни и смерти, в ее руках находилось будущее младенцев и их счастливых – или несчастных – матерей, она вернулась мыслями к настоящему, к Брайтон-Бич, к невеселой и одинокой жизни «по талонам»… Эмигрантская жизнь, о которой я знала мало и понаслышке, мне показалась удручающей. Во всяком случае, та, которую я увидела здесь.

В машине мы молчали, думая каждый о своем, и только уже около ее дома я сказала:

– У вас, Наталья Семеновна, нет причин бояться. Вы не знаете, кто моя настоящая мать, а именно ей мешают люди, знающие тайну моего рождения. Ей мешаю я. Ей мешают – мешали – те, кто принимал у нее роды: Куркина и Демченко. А вы – вы тут ни при чем. Они наверняка даже не догадываются, что вы сыграли в этом деле какую-то роль. Так что спите спокойно.

– Твоими бы устами… Ну, спасибо за обед.

Она было дернулась, чтобы идти, но осталась на месте и, помявшись, спросила:

– Ты… Ты правда счастлива со своей матерью?

– Правда!

– На меня зла не держи… Что делать-то будешь теперь? Чем-нибудь тебе помог мой рассказ?

– Наверняка. Хотя пока не знаю как.

– Смотри, берегись. Дружок-то у тебя хороший. Спокойный такой, внимательный. Даром что не понимает, а все сечет. Глаза такие – ух! Он у тебя прямо как этот, бодигард. Все видит, все примечает, все оценивает.

– Да? – удивилась я. – Я не обращала внимания…

– Куда тебе! Ты разговоры ведешь, занята. А он свое дело знает. Хороший парень. Смотри, не упусти! А то, «друг», понимаешь… Будешь в «другах» держать, так он себе другую найдет – за ним небось прихлестывают девки! Нынче девицы разбитные такие, на мужиков прямо кидаются! Раньше мужчины за дамами ухаживали, теперь – девушки все обхаживают, а парни ломаются да глазки строят… Так что гляди, Оля Самарина, не упусти своего «друга»! Это я тебе говорю, как…