Андрей Троицкий - Крестная дочь

– Тут хорошая доза дури, ну, чтобы поправить твое пошатнувшееся здоровье, – Девяткин упал на стул и задрал ноги на чугунный радиатор. – Уговор такой: ты отвечаешь на наши вопросы. Потом излагаешь свои ответы письменно. Ну, по рукам?

– Давайте наоборот, – Элик говорил тихо, будто его придушили солдатским ремнем, а потом дали немного кислорода. – В этом состоянии я говорить не могу. Тем более писать. Честно…

Он выставил вперед дрожащие руки. Девяткин хотел ответить, что сегодня не базарный день, а со всякими гадами он и в базарный день не торгуется, но, поразмыслив, решил, что парень прав. В таком состоянии он ни фига не вспомнит, даже если очень захочет. Девяткин молча кивнул, мол, валяй, ширяйся. И брезгливо отвернулся, когда Азизбеков скинул куртку, закатал рукав рубашки, поработал пальцами. И стал ловить иглой вену, царапая кожу. Минут через десять он отдаленно напоминал человека, а не сухофрукт с Тишинского рынка.

Девяткин, раскачиваясь на задних ножках стула, задал первый вопрос. Вытащил из сумки термос с кофе и пластиковые стаканчики, сказал Лебедеву, чтобы подсаживался ближе.

Через два часа Девяткин положил перед задержанным стопку бумаги и ручку. И приказал записать все, о чем только что шла речь. С начала и до конца. Прикурив новую сигарету, качнулся на ножках стула и прикрыл глаза, представляя себе тот пасмурный весенний день и Эльмурада Азизбекова, проникшего на территорию частной наркологической лечебницы, где в ту пору лечили Галю Зубову. Она умоляла по телефону принести ей хотя бы одну дозу. Но у Азизбевока не было денег, зато были люди, у которых этой дури через край. И они хотели свести знакомство с симпатичной чистенькой девчонкой, а не потасканной шлюхой их местного притона.

В ту пору Азизбеков сам уже подсел на иглу и не надеялся с нее спрыгнуть. Через открытое окно туалета на первом этаже он просунул внутрь сверток с тряпками: джинсы, легкая куртка, пара кроссовок. Через десять минут переодетая Галя вышла через вахту мимо охраны. Они поймали чайника, Азизбеков назвал адрес ведомственной гостиницы. Через полчаса они поднялись на этаж и вошли в номер, где четвертый день гуляли друзья из Ташкента: Фарад Батыров, его приятель и охранник Юра Родимин, он же Родя. Парни могли позволить себе любой отель, самый крутой, могли передвигаться только на лимузине и не вылезать из самых шикарных кабаков и бардаков. Но людям, связанным с криминальными делами, не в кайф светиться на всех перекрестках, как простым лохам с деньгами. Они давно облюбовали эту гостиницу, в номерах могли делать все, что угодно. Говорить о чем попало, не опасаясь прослушки.

Дверь открыл Родимин, он провел молодых людей в спальню и сказал, что к Батырову с минуты на минуту должен приехать его брат, будет деловой разговор. Поэтому придется немного подождать начала праздника.

– Посидите тихо, будто вас здесь нет, – Родимин вышел и закрыл дверь на ключ.

Азизбевов был удивлен: он никогда не слышал о том, что у Фарада Батырова в Москве есть брат. Около получаса они с Галей сидели на кровати, тихо перешептывались или молчали. Азизбеков хотел сегодня поговорить с Батыровым. Одно время Эльмурад перевозил из Узбекистана в Москву небольшие партии дури: когда полкило героина, когда килограмм. Он отдавал товар одному важному человеку, хозяину большого ночного клуба, имел с каждой сделки приличные комиссионные. Но хорошая жизнь кончилась, когда Батыров узнал, что его курьер сам балуется дрянью. Наркоманов и алкоголиков он на работе не держал. И выгодными перевозками стал заниматься другой человек. Сегодня Азизбеков надеялся выпросить у хозяина прощение, поклясться ему, что больше никогда шприц в руки не возьмет. Ведь они не просто земляки, росли по соседству, они, можно сказать, почти родственники. Он отдаст свою девчонку хозяину. В знак уважения. Пусть попользуется, авось, подобреет и простит. Но вот, как туча на горизонте, появился этот чертов брат…

Когда в соседнюю комнату вошли люди и начался разговор, Азизбеков уже все глаза проглядел в замочную скважину. Голос Фарада Батырова, его характерный нараспев говорок можно было узнать сразу. Второй голос – Родимина. А третий, видно, того самого брата, имя которого удалось узнать позднее, – Сергей Николаевич Олейник. Это был тяжелый муторный разговор. До сих пор Азизбеков помнит почти дословно некоторые фразы.

– Героин – это тоже самое убийство, только в рассрочку, – сказал Олейник. – Я не хочу принимать участие в этом дерьме. Ты несколько раз обращался ко мне со своими заморочками. И я всегда отвечал «нет». И сейчас мой ответ – отрицательный. Пойми, Фарад, у меня свой бизнес. Я не желаю рисковать, ставить под удар репутацию…