Анатолий Степанов - Любить и убивать

— Потолок над нами — пол беседки? — вдруг спросил Сырцов. — Яму сверху рыл?

— Как догадался?

— По электропроводке, Паша. Прямо сверху, значит, из беседки.

— К чему этот разговор о беседке? — настороженно полюбопытствовал Рузанов.

— Так. Наблюдательность свою тренирую.

— Незачем тебе ее тренировать. Не пригодится она тебе больше.

— Ты что все меня пугаешь? Ты рассказывай, рассказывай о своих подвигах. Судя по Машиной пленочке, ты любишь красиво хвост распустить.

— Что же тебе рассказать? — в нерешительности сам себе задал вопрос Паша. — Про то, как я Валечку Логунова убрал? Ну, об этом ты, я думаю, уже догадался.

— За что вы его?

— Оказалось, что его мучает, как выразился один неглупый человек, химера, именуемая совестью. Понятное дело, он убивать себя не собирался. Он решил органам сдаваться. Громадную телегу сочинил про все наши делишки, всю ночь писал. И про Фурсова, и про Ицыковичей, и про последнюю рокировку в двух банках. Он неглуп был, очень толково написана бумага. Но и на старуху бывает перестроечная разруха: очень он мне работу облегчил, написав записку Ксении…

— Если бы ты до Ксении дотянулся, кончил бы ее? — перебил его вопросом Сырцов.

— Не знаю, — подумав, серьезно ответил Павел. — А что по-настоящему у нее было?

— Ицыковичи десятилетней давности и Ицыкович полугодичный.

— Да, серьезно. Трупы-то откопали?

— Откопали. Так убил бы Ксению, если до нее добрался бы?

— Убил бы. По необходимости. Шкуру свою спасая. Необходимость — вещь неотвратимая. Вон как ваш со Смирновым приятель Воробьев шурует! В течение недели от него нам два заказа пришло. И оба заказа — на самых закадычных дружков своих, Прахова и Кольку Сергеева. Такая, значит, необходимость существовала.

— Мы и до Воробьева доберемся, — пообещал Сырцов.

— Тебе, Жора, пора уже и прекратить употреблять слово «я» и «мы» в будущем времени. — Рузанов опять посмотрел на часы. — Скоро тебя не будет.

— Ладно. Пусть без меня, но все равно Смирнов его достанет. И тебя тоже.

— Руки коротки.

— Ну, если не тебя, тогда Светлану.

— А ее-то за что? — всерьез забеспокоился Рузанов.

— За то, что Марию Елагину убила. Зачем она убила, Павел?

Огорчился, сильно огорчился Павел Рузанов. Сморщился, как от кислого, помотал головой, ответил, вздохнув:

— Не зачем, а отчего. От нервности.

— Следовательно, Маша, сильно зацепила ее.

— Не столько зацепила, сколько вывела из себя наглостью и желанием властвовать над ней. Светлана не хотела ее убивать. Не контролируя себя, она в бешенстве ударила ее пепельницей…

— А потом удушила ее, — добавил Сырцов.

— Это уж от растерянности и ужаса. А как ты все-таки допер?

— По визитам на Машину квартиру после ее смерти. Сначала Логунов, а потом твои идиоты. За окурками. Поначалу в истерике мужу поведала, затем, охолонув и поняв, что это ему не по зубам, тебе. А Светланины окурочки особые: она единственная из всех известных мне дам, кто клыком закусывает фильтр сигареты.

— Мои идиоты — не совсем идиоты: успели-таки эти окурки собрать. Светлане не о чем беспокоиться: Вальки нет, тебя не будет. Да и был бы — все равно не смог доказать.

— Значит, все в порядке у вас, Паша?

— В полном, вонючий мент.

— Так какого черта ты в меня, бездарно рискуя, стрелял?

Рузанов поднялся со скамьи, отошел к пустой стене и, отвернувшись от Сырцова, негромко заговорил о том, что камнем невыговоренных слов лежало у него на сердце, о том, о чем он никому никогда не говорил:

— Я люблю ее. Я люблю Светлану много-много лет. Влюбился просто так, увидел и влюбился, любил без надежды, люблю сейчас с надеждой. Я вытерпел Фурсова, я терпел Вальку, но тебя, козел сопливый, вытерпеть не мог. — Рузанов резко развернулся и договорил, глядя на Сырцова белыми, как бы ослепшими глазами: — Перед тем, как убить, я отрежу тебе член и яйца. Я покажу тебе их, а потом убью.

— Отрежешь мне член и яйца, убьешь связанного, и настанет для тебя, счастливого, время любить, — монотонно сказал Сырцов.

Слишком долго терпел Рузанов, слишком долго. Зарычав, он кинулся к топчану и в беспамятстве замолотил кулаками.

— Имеет смысл для начала его машину поискать, а? — как бы советуясь с подполковником из местного отделения милиции, сидевшим рядом с ним, предложил Леонид Махов. Подполковник уверенно сообщил:

— Машину поблизости можно оставить либо в поселке на одной из четырех улиц, либо неподалеку в пришоссейном лесочке. Работы для моих ребят — на пятнадцать — двадцать минут.