Анатолий Степанов - Любить и убивать

Махов несколько раз прерывал беседу: в цейтноте по телефону организовывал общегородскую операцию. Возвращаясь, продолжал внимательно слушать. Слушал Бидона и хорошенький диктофон, лежавший перед ним. Заливаясь наивным соловьем, Бидон умело обходил опасные для него рифы, напрочь выводя себя из руководящей элиты и представляясь скромным посредником, используемым Рузановым чуть ли не втемную.

Маховские молодцы уже смотались на конспиративную его квартиру, и поэтому в узилище повезли не бомжа Бидона а элегантнейшего Андрея Робертовича Зуева, человека сугубо светского.

Лидия Сергеевна (слушали Бидона вчетвером: Махов, Смирнов, Лидия Сергеевна и диктофон) вздохнула и, понимающе глянув на мужиков, предложила:

— Малость выпить за успех и с устатку?

— В самый раз! — искренне обрадовался Смирнов, а Махов, при нынешних своих правах и обязанностях прикинув мысленно все «про» и «контра», промямлил неопределенно:

— Если бы такого, что бы не очень пахло…

— Смирнову водки, а тебе, Леонид, виски. По-моему, в спиридоновскоих погребах «Джонни Уокер» имеется. Подойдет? — поинтересовалась Лидия Сергеевна.

— Подойдет, — слабым голосом согласился с ней Махов. — Только потом каких-нибудь орешков — зажевать — и кофе, много кофе.

Лидия Сергеевна ушла к Варваре на кухню. Смирнов и Махов остались вдвоем.

— А вы его хорошо поднатаскали перед разговором со мной, — сказал Леонид.

— Иначе бы он так быстро не раскололся. Для вашей же конторы сейчас важнее всего выигрыш во времени, опережение, — ответил Смирнов.

— Но ведь уйдет от полной катушки эта мразь!

— Это уж пусть прокуратура и суд разбираются. А ты, Леня, такой у нас чистенький, что и осведомителей у тебя нет, которые работали бы за специально не намотанный им срок? — ехидно спросил дед.

— Есть такие осведомители, Александр Иванович, как без них обойдешься. Но эта паскуда отвратительней любого киллера. А отсидит он в крайнем случае пятерик, а то и меньше, выползет на волю и начнет гадить так ловко и умело, что повторно нам уже до него не добраться.

— Страшнее Бидона посуды нет! — изволил пошутить Дед, но вошедшая в кабинет с подносом Лидия Сергеевна не согласилась с ним: — Есть! — и, поставив поднос на письменный стол, а затем расставив на зеленом сукне бутылку «Смирновской» и бутылку «Джонни Уокера», укоризненно указала на них пальцем.

— И слава Богу, что есть! — возликовал беспринципный Смирнов.

Оформив и закуски, Лидия Сергеевна разлила по трем разным емкостям: Смирнову водки в старомодный стограммовый стопарь, Махову в длинный заграничный стакан со льдом (лед в тарелке тоже принесла) виски, а себе в рюмку коньяку из маленького графина.

— За первый успех! — предложила Лидия Сергеевна.

— Нет еще успехов, — ворчливо возразил, жене, чтобы просто возразить, Дед.

— За почин! — примирил их Махов.

За это согласно и синхронно выпили. Дед тут же, перехватив инициативу, распределил по второй.

— Спешишь, — стальным голосом предупредила Лидия Сергеевна. Но Смирнов тут же усмирил ее, душевно и искренне сказав:

— Я хочу, чтобы мы, профессионалы, все втроем выпили за Жорку Сырцова, настоящего сыщика. За его здоровье и за его удачу.

Чокнулись и выпили до дна. А потом Дед спросил:

— Кстати, где он? Ты не знаешь, Леня?

…Возвратил его в сознание нестерпимо болезненный тик в башке чуть выше правого уха. Осторожно, чтобы не усилилась боль, слегка приподнял веки и увидел наверху и чуть в стороне нестерпимо яркую лампочку. С трудом перевел взгляд вбок. На струганой скамье за струганым столом сидели Паша Рузанов и бомж Малыш. Они пока не заметили, что он открыл глаза, и поэтому он вновь смежил веки, чтобы попытаться вспомнить, что же произошло. Вспоминалось поначалу кусками, рвано: Кабыздох, крышка люка, покрытая дерном, желтый свет лампы. А потом все соединилось, и он вспомнил все и понял все. Господи, какой идиот! Попался, как мальчишка, играющий героя Сталлоне. Кабы сразу, после того, как открыл дверь, рывком на бок и в перекат к пустой стенке. Тогда и Малыша за дверью под стволом держал бы. Если бы да кабы…

Не открывая глаз, он незаметно подергался. Увязан беспощадно и крепко-накрепко. Представил себе картинку: общий план схрона. Ясненько, ясненько. Он прикручен к топчану, с которого — чувствовал спиной и задницей — сняты были и коврик и матрац: под ним — жесткие доски.

— По всем расчетам пора ему и оклематься, — донесся до него голос Малыша.