Ричард Паттерсон - Степень вины

Пэйджит пожал плечами. В ее взгляде была мольба:

— Крис, надо все это сделать иначе, не так.

Пэйджит не отвечал. Его часы показывали 9:45; через минуту-другую репортер припаркуется возле дома.

Он снял телефонную трубку и сделал последний звонок. Дежурная ответила:

— Полиция.

— Я хотел сообщить об инциденте. Адрес: здание И-Си-Си на Д-стрит, Северо-Запад, комната 327. Я только что поймал человека, пытавшегося совершить кражу из моего рабочего стола. От моего удара он потерял сознание, возможно, сотрясение мозга. Прошу прислать двоих полицейских и «скорую».

Мария сидела в напряженной позе. Дежурная повторила адрес.

— В течение двух-трех минут кто-нибудь подъедет, — заверила она.

— Спасибо.

Когда он положил трубку, Мария устремилась к дверям, едва не споткнувшись о Вудса. Пэйджит схватил ее за запястье.

Она попыталась вырваться, потом сдалась. Он потянул ее назад.

— Копы будут здесь через пару минут. Я должен уйти. Тебе предоставляю выбор: уйти или остаться.

В глазах Марии было бешенство.

— Я хочу уйти.

Пэйджит принудил себя к абсолютному спокойствию.

— Первое, что ты можешь выбрать: остаться и рассказать копам правду. Что Вудс говорил о своем звонке Ласко по поводу Лемана, что ты звонила Вудсу сегодня вечером и что после твоего звонка он взломал ящик моего стола…

— Я не знала, что он собирался это сделать, — перебила его Мария.

— В этом случае ты можешь прикинуться этакой мисс Ни-при-чем, которая делала то, что ей положено, — сможешь сделать попытку выкрутиться. Если тебе это удастся, не стану тебя разоблачать.

Глаза у нее были — два черных омута.

— А если я уйду?

— Тогда твое имя появится в «Пост».

Она схватила Пэйджита за рукав:

— А ты знаешь, чем это кончится?

— По меньшей мере лишением адвокатского звания — так мне кажется. У тебя около минуты — решай!

Она отпустила его рукав:

— Остаюсь, будь ты проклят!

— Хорошо. Скажи копам, что утром буду у них.

Вудс стонал, кровь запеклась на его губах. Докладная все еще валялась рядом с ним.

Пэйджит поднял ее, намереваясь уйти.

— Ты ублюдок, Крис, — ясным спокойным голосом произнесла она.

Он обернулся и увидел ее странный, выжидательный взгляд.

— Мой знакомый репортер позвонит в полицию ровно в полночь. Проверит, что ты сообщила им о Вудсе. Будет что-то не так или скажешь копам, где я, прочитаешь о себе завтра в утренней газете.

Губы Марии разомкнулись. Странно, подумал Пэйджит, никогда она еще не была столь прекрасна. Он повернулся и пошел прочь.

Огибая угол, оглянулся. Взгляд Марии застыл на Вудсе. Тьма подступала со всех сторон к пространству, отвоеванному желтым светом. Комната напоминала тюремную камеру.

— Крис знал о вас? — спросил Стайнгардт Марию.

Крис знал все.

В дверь постучали, вошла Терри Перальта.

— Что случилось?

— Вы нашли Марию?

— Да. Через часик она будет здесь.

— Закройте дверь, — попросил он. — Мне надо вам кое-что сказать.

Боже, до чего трогательна ее попытка, подумал Пэйджит о Терри, слушать, как подобает настоящему юристу — без пристрастия и эмоций. От этого было немного легче на душе.

Когда он кончил говорить, она некоторое время сидела молча.

— Почему Мария сказала вам, что беременна? — наконец спросила она. — Почему именно тогда?

— Думаю, для того, чтобы подстраховаться. В тот вечер в моем офисе ни я, ни она не знали, что нас будут показывать по телевидению, что мы предстанем перед сенатской комиссией. В той обстановке, в комнате, где на полу лежал Джек Вудс, мы действовали по наитию. Я старался спасти свою жизнь; когда Мария поняла это, она стала спасать свою. — Пэйджит помедлил. — Думаю, что, когда пришло время давать показания, Мария не была уверена, что я стану спасать ее.

— А вы собирались это делать?

— Я надеялся, что никто не станет спрашивать о ней. — Он откинулся назад, вспоминая. — И когда Толмедж спросил, столько мыслей пронеслось в голове! Зал заседаний сенатской комиссии был просто великолепен: кожаные кресла и длинная деревянная скамья, поставленная на возвышении, так что с места свидетелей смотришь на нее снизу вверх, а тринадцать сенаторов, что сидят на ней, смотрят на тебя сверху вниз; и повсюду телекамеры. Миллионы людей смотрели на меня. Пути назад у меня не было, после того как у меня на глазах грузовик сбил на бостонской улице Алека Лемана, после того как Уильям Ласко попытался то же самое проделать со мной. За последние два часа слушаний я расплатился со всеми: с Ласко, с президентом, которого я даже не знал, и с человеком, с которым я сталкивался больше чем с другими, — Джеком Вудсом. Он олицетворял для меня все то, что было ненавистно мне в чиновничьем мире. Я должен был решить: идти ли прежним путем или лгать. То есть, в сущности, делать то, что и предлагал Вудс. Мария разделалась с ним — без нее, второго свидетеля, я ничего не смог бы доказать. Если оставить в стороне вопросы морали, ее выступление было прекрасным. Сохраняя совершенное самообладание, рассказала правду о Вудсе, выдавая то, в чем участвовала сама, за то, в чем он якобы «исповедовался» ей, тем самым выгораживая себя, в абсолютной уверенности, что Вудс не станет впутывать ее в то, в чем не хочет признаться сам.