Владимир Колычев - Нет жалости во мне

– Сволочь ты! – выпалил Алик.

Голова у него горячая, но пистолет в его руке по-прежнему оставался холодным. Ему действительно не хватало духу нажать на спуск.

– Я знаю... Но уже ничего не исправишь...

Игорь дотянулся до «браунинга», двумя пальцами аккуратно вытянул его из кобуры...

– Могила тебя исправит, – нерешительно сказал Алик.

И вдруг опустил руку с пистолетом. И уронил голову на грудь.

– Нет, не могу...

– Чего ты не можешь?

Игорь крепко взял в руку «браунинг», уложил палец на спусковой крючок. Может, Алик учуял, что у него появилось оружие, может, хочет сыграть с ним в честного ковбоя. И у одного ствол на исходной позиции, и у другого, кто первым выстрелит, тот и выжил... Если так, то лучше не суетиться. Ведь стрелять придется с левой, здоровой руки.

– Ну, убью я тебя, а что толку? – жалко пожал плечами Алик. – Только очередным трупом больше станет...

Нет, он не хитрил. Просто он не может стрелять... Что ж, сам в этом виноват.

– Станет! – кивнул Игорь.

И резким движением навел на него пистолет.

Алик понял, что попал впросак, но даже не попытался исправить ситуацию. И даже, как показалось, обрадовался. Только радость эта была какая-то чересчур уж тоскливая.

– Убей меня, сделай одолжение.

– Ну, прощай!

Игорь не собирался с ним церемониться. Сейчас пристрелит его, затем разберется с типом, который спит в гостиной... Кстати, а кто это такой?

Игорь успел задать себе этот вопрос, но сильный удар сбоку по голове не оставил ему шанса найти ответ на него самостоятельно. Уже без сознания он конвульсивно нажал на спусковой крючок.

Эрик с упреком покачал головой:

– Не надо мне ни в чем признаваться.

– Не тебе, так другому, а все равно сяду.

– Ты о здоровье своем подумай. Тебе лечиться надо...

Хорошо, что Эрик успел проснуться и опередить Игорька. Подкрался к нему сбоку и рукоятью пистолета саданул по голове... Все хорошо, плохо только, что Игорек промазал. Пуля попала Алику в живот, но ранение, увы, не стало смертельным. Операция, реанимация, обычная палата, обезболивающие лекарства...

– Вот вылечусь и сделаю признание, – сдался Алик.

Не так уж и хотелось в тюрьму, если честно. Тем более в таком состоянии, в каком он находился. Но тяжесть грехов давит на душу, совесть ищет выхода.

– Вот и договорились, – улыбнулся Эрик.

– Как там Игорек?.. Падла...

– Сидит Игорек, в одиночке... В общую нельзя, прибьют его там на фиг. Он же на братву работал... И на меня давят, – нахмурился Эрик. – Хотят, чтобы я поспособствовал, в общую камеру перевел...

– Кто давит? Касатон?

– Ну, и от него тоже подъезжали. Но мы – РУБОП, нас так просто не согнешь... Алик, ты из-вини, мне уже пора, ехать надо.

Эрик ушел, но скоро его сменила Катька. Она приехала в Москву, как только узнала, что произошло с Аликом. И снова, в какой уже раз, превратилась в его сиделку. К тому же комфорт в палате организовала: плазменная панель, домашний кинотеатр, компьютер – все, чтобы больной не скучал.

– Ты чего это удумал? – набросилась она на Алика. – Признаться он хочет... Я твой загранпаспорт на визу отдала, через две недели в Австралию вылетаем...

– Почему именно в Австралию?

– А чтобы тебя обратно в Россию не отправили, когда узнают, чем ты тут занимался...

– Может, и узнают. Может, и нет... Эрик говорил, что на него наезжают.

– Кто?

– Да всякие. И Касатон там... Игорек слишком много знает. А у Касатона зуб на него. Убить его хотят, а Эрик мешает...

– Как бы на тебя не наехали, – всполошилась Катька.

– Да я не за себя боюсь.

– А я боюсь за тебя!

Она импульсивно сунула руку в сумочку, достала оттуда маленький никелированный револьвер. Хотела отдать его Алику, но вдруг передумала. Так же быстро вернула ствол в сумочку.

– Откуда у тебя эта штука?

– Да так, на всякий случай, – нервно сказала она.

– А разрешение есть?

– Ну, пока нет...

– Ты бы поосторожней с этим.

Он и не собирался выпрашивать у нее оружие, как тогда – двенадцать лет назад. Он не хотел защищаться и тем более убивать.

– Да я знаю.

– Если вдруг заметут, вместе сядем...

– Нет, не так, – грустно улыбнулась она. – Если ты вдруг сядешь, то заметут и меня...

– Нас в одну камеру не посадят.

– Жаль... Мне же все равно где, лишь бы с тобой.

– Мне тоже жаль... Что не люблю тебя, жаль... Но я хочу полюбить. Честное слово...

– Может, получится? – с надеждой спросила она.

– Все может быть... Уедем отсюда, далеко-далеко. И не надо в Австралию. Где-нибудь здесь, в глубинке, дом купим, на каком-нибудь хуторе. В тишине будем жить, гусей разводить...