— Итак, вы украли машину, — продолжал Карелла.
— Не понимаю, о какой машине речь, — сказал первый парень.
— В которой вы врезались в витрину бакалеи.
— Мы не ехали в машине, приятель, — сказал первый.
— Мы летели! — сказал второй, и оба дико захохотали.
— Пока не будем оформлять арест, Фред, — сказал Карелла. — Пусть сперва придут в себя. Отведи их к сержанту Мерчисону, скажи, что они так наширялись, что не подозревают о своих правах. — Он обернулся к ближайшему из парней и спросил: — Тебе сколько?
— Пятьдесят восемь, — отозвался тот.
— А мне шестьдесят пять, — сообщил его приятель.
— Тащи их вниз, — распорядился Карелла, — и не сажай с остальными, вдруг они еще несовершеннолетние.
Патрульный отцепил наручники, которыми парни были прикованы к столу, и повел их к решетчатой перегородке, разделявшей отдел и коридор. Уже у выхода бородатый обернулся к клетке и крикнул девице:
— Тебе просто нечего показывать!
После чего он расхохотался, а патрульный толкнул его в спину дубинкой.
— Думаешь, мне слаб о ? — обратилась блондинка к Карелле.
— Радость моя, нам совершенно плевать на то, что ты сделаешь, — сказал Карелла и двинулся к столу Клинга, возле которого сидела пожилая женщина в черном пальто, скромно положив руки на колени.
— Ке вергонья, [2] Стыд и срам (ит). (Здесь и далее примеч. пер.)
— сказала та, качнув головой в сторону клетки.
— Да, — кивнул Карелла. — Вы говорите по-английски, синьора?
— Я живу в Америке сорок лет.
— Тогда расскажите, что случилось.
— Кто-то украл мой кошелек.
Карелла придвинул блокнот.
— Как вас зовут, синьора?
— Катерина ди Паоло.
— Ваш адрес?
— Это не розыгрыш? — раздался вдруг чей-то голос.
Карелла повернул голову. У входа в отдел стоял человек в белом халате и недоверчиво обводил комнату взглядом.
— У вас действительно в кого-то всадили стрелу? — продолжал допытываться он.
— Вот он, — сообщил Уиллис, показывая на раненого.
— Действительно, стрела, — удивился представитель «скорой», и глаза его округлились.
— Насилуют! — вдруг заверещала девица. Карелла обернулся к ней и увидел, что она стащила с себя блузку и лифчик.
— О Боже, — вздохнул он. — Извините меня, синьора, обратился он к Катерине ди Паоло и пошел к клетке.
Тут зазвонил телефон. Карелла снял трубку.
— Пойдемте, мистер, — сказал человек в белом халате человеку со стрелой в груди.
— Они меня раздели! — верещала девица.
— Ке вергонья, — повторила пожилая женщина в черном и неодобрительно поцокала языком.
— С вашей помощью я хочу похитить полмиллиона долларов, — услышал Карелла в трубке голос Глухого. — В последний день апреля.
Манильский конверт, который поступил в отдел, был адресован Стиву Карелле. Имя получателя напечатано на машинке. Обратный адрес отсутствовал.
Письмо отправили в Айзоле за день до этого. В конверте между двух полосок картона была фотография.
— Это же Дж. Эдгар Гувер! — сказал Мейер.
— Точно, — кивнул Карелла.
— Что это может значить?
— Это даже не фотография, — сказал Карелла. — Это фотокопия.
— Что скажешь? — спросил Мейер.
— Похоже, это наш приятель.
— Первый выстрел?
— Скорее всего.
— Но почему именно Гувер?
— Почему бы нет?
— Что он задумал?
— Ума не приложу.
— А ты припомни. Приложи немножко ума.
— Ну, в наш последний разговор он сказал, что собирается с нашей помощью похитить полмиллиона долларов. Причем в последний день апреля. Сейчас… — Карелла посмотрел на часы в отделе, девять пятьдесят две, и мы получили фотокопию портрета Гувера. Либо он пытается сообщить нам кое-что существенное, либо он пытается сообщить нам кое-что несущественное, либо он не пытается сообщит нам ровным счетом ничего.
— Блестящая логика, — сказал Мейер. — Ты не думал заняться детективной работой?
— Думал, думал. Просто я вспоминаю его прежние методы. Помнишь, лет десять назад он пытался создать у нас впечатление, что он задумал ограбить один банк, а на самом деле его интересовал совсем другой. Кстати, это тоже было запланировано на последний день апреля.
— Верно.
— И он чуть было не удрал с денежками.
— Точно.
— Он дает нам понять, что замыслил операцию. Хотя при этом не сообщает ничего конкретного. Ему так интереснее. Вспомни, как он повел себя в последний раз. Заранее сообщил о своих будущих ходах, отправил на тот свет пару городских начальников, потом даже заявил о намерении убить самого мэра. Но все потому, что на самом деле собирался вымогать крупные суммы у других людей, а убийства больших шишек ему были нужны в качестве наглядного примера. Для устрашения. Вот потому-то я и говорю, что этот портрет может означать нечто и, наоборот, может не значить ровным счетом ничего.
Читать дальше