Зоран Чирич - Хобо

«Говори», резко выдохнул я в трубку. Йоби испуганно зачастил с другого конца провода. «Зокс», трещал он, «сегодня ночью была операция в «Лимбе». Полиция там все разнесла. Барона арестовали. Типа из-за наркоты, которую они там нашли. Но я слышал, что на самом деле из-за убийства, вчера вечером. Убили сына какого-то важного отца. Похоже, они подозревают Барона. Не знаю, то ли они пытаются это на него повесить, то ли…» Йоби проглотил все свои богохульные опасения и сделал дипломатическую паузу. Я затянулся в ожидании момента, когда язык Йоби отклеится от неба. Значит, началось. Ментовня покатила вперед как набитый школьниками автобус. То есть, фактически, они провели в «Лимбе» зачистку с классическим подбрасыванием компромата, чтобы все выглядело как можно солиднее. Думаю, никому не известно, у кого в распоряжении больше наркоты — у ментов или у дилеров и клиентов клуба. Ну и ржачка, могу себе представить эту криминальную комедию: менты мотаются на глазах обосравшихся от страха граждан, ища, куда бы рассовать свои пакетики, потому что все дыры и потайные места в «Лимбе» под завязку забиты порошком, таблетками и канабисом. Естественно, что-то из улик останется в их карманах. Что делать, высшая сила на стороне закона. В конце концов, даже если от этой ночной акции и не будет много толку, в будущем главным развлечением в «Лимбе» станут дартс и спортивные телетрансляции.

Тем временем Йоби снова обрел способность говорить. Он отдышался, голос его стал ровным, теперь он звучал даже по-деловому: «А ты что, не в курсе?»

«При чем здесь я? Я ментовскими делами не занимаюсь», сказал я решительно.

На мой отрицательный ответ он никак не среагировал.

«И чем все закончилось?», спросил я, чтобы прервать его размышления.

«Я думаю, еще не закончилось», тут в его голосе мне послышалась паника, хотя он и не дрожал. Мы продолжали задыхаться, скупо цедя слова в противоположных направлениях.

«А Барона выпустили?»

«Да».

«Значит, все в порядке?», сказал я вяло.

«Зокс», он замолк, словно поперхнувшись моим прежним именем. «Он тебя ищет», в конце концов вывалил он то, из-за чего позвонил, то есть мою порцию говна.

«Так это нормально», прозвучало это примерно так, как если бы я сказал аминь .

«Сколько ты еще собираешься твердить мне, что все нормально?», взорвался он, но в тот же момент осекся. Он будто одумался, или его сканирование показало, что телефонная линия была не вполне чистой. Не важно почему, но многоречивый Йоби вдруг заглох. Я чувствовал, что он мучается, типа, как священник, который не знает, чем закончить проповедь. На этот раз проповедь напоминала отпевание.

Мне пришлось выражаться более конкретно: «Слушай меня внимательно. Позвони Барону и скажи, что я жду его в десять в «Клубнике». Там безопаснее. И не говори, что нашел меня у Кинки. Скажи, что я был в одной компании, и что ты меня застал, когда я трахал телку. Пусть это будет какая-нибудь уличная шлюха. Только ни слова про Кинки, и все будет в порядке».

«Ты уверен, что так оно и будет?» Чем ниже спускался Йоби, тем было страшнее, он спускался туда, откуда не выберешься. Туда , где находился я.

«Йоби», я многозначительно вдохнул, а потом еще более многозначительно выдохнул, и сказал хриплым голосом, застегивая его рот на молнию: «Тебе виднее». Это было больше, чем дружба, больше, чем клятва. Это было чертовым проклятием. Констатацией факта, что тот, кто не прощает, не может и предать. Я верил в его страх. Страх заставит его понять, что по-другому было никак и что всегда все было ненормально. Вот так — дружба не знает снисхождения.

Когда он сказал мне: «Будь осторожен», я понял, что он переживет еще немало минут снисхождения.

«Не забудь, в десять, в «Клубнике», этими словами я полностью исчерпал содержимое своего ежедневника.

Мне стало тесно среди пустых деформированных банок из-под пива и пластмассовых коробок с недоеденной едой. Я разгреб остатки гулянки и, спотыкаясь, побрел к открытому окну.

Уже светало. Свет проглядывал из-за свинцовых краев уходящей ночи. Скоро в мои глаза ударит новый день. К этому моменту нужно подготовиться.

Кинки задумчиво курила сигарету, рассматривая отпечатки пальцев на разбросанных дисках. «Кофе хочешь?», это было все, что она сказала. Я кивнул головой и пошел в ванную, привести себя в порядок. Душ я принял по-солдатски, то есть тщательно и долго тер себя почти без воды и мыла.

Пока мы маленькими глотками пили кофе из хрупких чашечек, это был русский кобальт с цветочным узором, Кинки сказала: «Как это так, что ты никогда не спрашивал меня, правда ли, что я на самом деле положительная?». На ее лице по-прежнему оставалось задумчивое выражение. Оно хорошо сочеталось с нынешним сонным утром. Тем не менее, ее вопрос меня смутил. Это было на нее не похоже. Я хочу сказать, что настоящая женщина должна задавать два вопроса. Первый: «Выпьешь виски?». А второй: «Какого виски тебе налить?». Не знаю, была ли Кинки настоящей женщиной, но у меня нет никаких сомнений в том, что она была настоящей . Просто она умела быть выше повседневных словесных поносов, даже когда получалось так, что она сама что-то сговняла. Откуда тогда это ? Я был слишком сосредоточен и напряжен, чтобы пускаться в расспросы. Ёб твою мать, все так обнажено, а жизнь продолжает оставаться запутанной. Жизнь или смерть, хрен его знает, из-за чего происходит эта очевидная неразбериха.