Зоран Чирич - Хобо

«С приветом от Даницы. Тебе». Я молниеносно нанес удар по его надутой роже, и этот удар уложил его на тротуар. Он хватал ртом воздух, проглотив залпом горький коктейль из страха и ярости. «Ёб твою…», закончить ему не удалось. Следующий удар бросил его на капот. Он прикусил язык, и струйка крови потекла по подбородку. Я опять дал ему приподняться.

«Соображай, что делаешь!», протявкал он в пустоту. «Я не балуюсь дурью уже два года. Не зли меня». Он не въезжал, что происходит. И пока еще хорохорился, хотя уже начал что-то подозревать.

Бывает дичь, которую отлавливают, а бывает, которую отстреливают. Этот уже был подвешенным окороком. В его жалком попискивании слышались нотки подлых маленьких побед, поданных на тарелочке. Не такой я представлял себе тайную ебо-любовь Даницы. Вероятно, он думал обо мне то же самое. Но пистолет был в моих руках, и мне не хотелось углубляться в Никшину скрытую от посторонних глаз и хорошо продезинфицированную душу. Я не верю в раскаяние. Раскаяние хуже любой вины. Если уж ты засунул свою совесть куда подальше, то нечего о ней вспоминать. Что посеешь, то и пожнешь. Это не правосудие. Это моя жизнь.

Невероятно, как изменяет человека направленный на него пистолет. Никша впал в тотальный пиздострадательный транс. Он заклинал меня, стоя на коленях, дрожал и нес полный бред. Он так лил слезы, что я не уверен, видел ли он меня сквозь них. Я почувствовал невероятное утомление, как будто он сидел у меня на груди. «Ну, что, жив рок-н-ролл?!», пронеслось у меня в голове. Я не очень хорошо понимал, к кому обращен этот затрепанный вопрос, и мне стало еще грустнее. Крикливый болван. Пришлось сунуть ТТ ему в глотку. Чтобы не волновать граждан лишним шумом. Я не собирался любоваться его унижением, не собирался над ним глумиться. Я спустил курок. Послышался искаженный звук выстрела. Типа, как если уронить на пол электрогитару во время фидбэка [39] Фидбэк [англ. feedback] — звуковой эффкект, основанный на взаимовлиянии усилителя и электрогитары. Характеризуется типичным "воющим" звуком. . Прилизанный теперь уже не выглядел несчастным. Мне он показался очень, очень озадаченным. По-хорошему озадаченным, именно так, как должен выглядеть только что умерший человек. Я вытер ствол пистолета об его футболку кремового цвета и рванул к «вектре». Равнодушная и всегда готовая немецкая машина. Я медленно доехал до первого поворота, а потом ударил по газам. Мы с ней полетели вперед, безо всякой паники, и вскоре мягко приземлились на парковке возле клуба.

Я вернул Томи ключи, обменявшись с ним несколькими фразами, чтобы соблюсти ритуал, обусловленный природой его работы. Я рассказал, как изворотливость Джоцко заставила меня ввалиться прямо к нему домой, так как у меня началась аллергия от долгого ожидания в его аптеке, и как мне пришлось пить чай из душицы и зверобоя с его женой — продувной старой бестией, которая бы скорее мне дала, чем рассказала, где найти ее мужа. Да, она была еще изворотливее, чем сам Джоцко.

«Ну, ты ей хоть вставил?», спросил меня Томи. Он был в меру поддатый, и его глаза поблескивали, фиксируя каждое движение привидений, мотавшихся вокруг стойки.

«Да у кого на такую встанет?», спросил я у разгоревшейся фантазии Томи. Он поперхнулся от смеха, глотая выпивку, вытер рот и произнес тоном мудреца: «Вот я и говорю, что может быть хуже старого чистоплюя».

«Не только старого, но и богатого », поправил я его, поднимая стакан. Он сочувственно чокнулся со мной, и мы сделали по глотку. «Ладно, пусть этот осел поиграет в кошки-мышки», выпивка привела меня в хорошее настроение. «Процент все равно растет».

«Деваться ему некуда», подытожил Томи, «разве что под землю».

Логика была на нашей стороне, и мы имели полное право хлопнуть еще по одной. Потом распрощались как почтенные граждане. Мое расписание оставалось в силе.

Старая добрая ходьба пешком, снова. Единственный способ остаться наедине с собой, услышать движение своей крови от пяток до темени, очистить голову и живот от всяких примесей, чтобы подумать о том, что было и что будет. В как попало освещенном уличном мраке я был единственным, кто просто шел . Остальные прохожие рыскали в поисках тех, кто оставил их в покое. Как до такого доходят?

Когда я дотопал до логова Кинки, было половина одиннадцатого. Довольно рано и для нее, и для меня, но мы, каждый сам для себя, опередили ночь. Я со своими важными делами разделался, так что для меня они больше не были важными, а Кинки как раз сейчас накачивалась дымом и пивом. Работала над собой.