Зоран Чирич - Хобо

«И я тебе сказал», я поднял руку как индеец на переговорах. «Жду твоего приглашения. И вперед, к новым победам». Вместо рукопожатия я потряс его биллиардный кий. Когда прощаешься ненадолго, доза суеверия не помешает.

Я поспешил домой, убедиться все ли вещи остались на тех местах, где я их оставил. То есть, я не был уверен, был ли ТТ для отца просто фальшивым фетишем, от которого он забыл отделаться, или сопутствующим символом его успешной извилистой карьеры или чем-то еще более важным. Может, ему захочется именно сегодня приласкать его, подержать в руке, нехорошо будет, если он заметит, что кто-то играл с его любимцем.

Когда я пришел, меня встретила тишина спущенного воздушного шарика. Где-то среди пыли, повисшей в квартире после уборки, отец и брат забаррикадировались в своих комнатах, а мать курсировала между кухней и ванной. Готовила обед на всех конфорках: суп, томатный соус, тефтели, вареные овощи. «Сынок, сейчас отжим, пойди, подержи машину, а то опять начнет гулять по ванной», бросила она мне, когда я проходил мимо, вовлекая меня в водоворот домашней жизни. «Нет проблем», сказал я и сменил ее на посту. Всей тяжестью я навалился на трясущуюся стиральную машину. Она скрипела и подпрыгивала, состарившаяся от стирки одной и той же грязи. Между прочим, отличная штука для розыгрыша лотереи — идеи возникали у меня в голове, как мыльные пузыри в крутящемся барабане машины. Так всегда бывает, когда я остаюсь один в ванной, окруженный белыми плитками, на поверхности которых отражаются, не открывая себя, домашние духи. Да и кому себя открывать? Думаю, они уже потребовали у Ангела Комиссара перевода в другое место. Это была просторная ванная комната, достаточно просторная, чтобы отбросить мысль о том, что здесь мой отец и моя мать опорожняют свои кишечники, разглядывают свои дряблые, обвисшие тела, прощупывают наросты на своей бескровной голизне на предмет опухоли, педантично откладывают для стирки свое грязное белье, не забывая проверить, насколько оно грязное… С укрощением центрифуги я справился. И снова стал бесполезен, без дела, у всех на виду, трясясь от страха как перед приступом . Это домашнее чувство сопровождалось комплексом подавляемых симптомов: я хотел всем помогать, хотел, чтобы мой голос звучал твердо, чтобы улыбка не была мрачной, а щеки не краснели от стыда, который знал меня гораздо глубже, чем те, кто меня сделал, родил и растил, и продолжал делать это до сих пор.

Совместный обед был похож на принудительную очную ставку. Мы садились за стол, летаргичными и не очень голодными, по инерции обмениваясь словами, тайну которых мы забывали, как только возникало подозрение, что они означают некую тайну. К счастью, в тот день мать наготовила горы еды, так что никому из нас не удалось задаться вопросом, куда идет этот мир. Желтоватый цвет наших лиц резко контрастировал с фейерверком блюд на столе. Мы шевелили губами как музыканты, которые плохо умеют читать ноты. Отсутствия музыки мы не замечали точно так же, как не замечали и своего собственного присутствия. Вместо еды мы жевали собственные языки. Но в целом, не произошло ничего необычного, ничего, что навело бы меня на мысль, что отец что-то узнал…

Я встал из-за стола до кофе с ванильным печеньем, пора, уже началась моя смена. Я работал в CD-шопе «Атлантик», продавал диски и кассеты, записывал музыку на заказ, сортировал товар по жанрам — отдельно отечественная музыка, отдельно зарубежная. Хозяин шопа требовал, чтобы ассортимент носителей звука каждый день менялся и на витрине, и на полках, чтобы покупатели видели как можно больше из того, что у нас есть. Он постоянно повторял, что мы предлагаем не товар, а хиты и тренды . Твою мать, куда ни сунься, все умничают .

«Ты опоздал на целых два часа», такими словами встретил меня мой незаменимый коллега.

«Тебе удалось за это время кого-нибудь трахнуть?», спросил я, в надежде, что он провел свободное время как совершеннолетний.

«А теперь еще и издеваешься!», добавил он едко.

«Милан, детка», начал я тираду, «ты работаешь в абсолютно «ин» месте, в самом сердце крупнейшего в городе торгового центра. Парень, ты же просто посреди оазиса. Вокруг тебя стаями бродят телки, а ты? Чем ты занимаешься? Протираешь коробки от дисков и по сто раз в день пересчитываешь сдачу, которая тебе даже не принадлежит». Моя забота о нем имела скорее мужскую, чем корпоративную окраску.