Татьяна Полякова - Чудо в пушистых перьях

— Кого, кота?

— Кота, — зло кивнул Витька. — И ничего смешного здесь нет, он у меня, можно сказать, жену отбил.

— Груню?

— Само собой, Груню. Что у меня жен-то, десяток? Я ж не татарин.

— Как это кот мог отбить у тебя жену?

— Так, — начал злиться Витька, — говорю, сволочь, еще и гадит где попало. Обычно мне в ботинок. Рядом Грунины стоят, так он ни-ни, а в мой — только оставь. Правда, у меня с этим гадом старые счеты. Грунька у своих была, мы тогда еще втроем жили: она, я и эта сволочь, это потом уж она развела зоосад, а тогда только этот. Короче, он у меня пуговицу от пиджака отгрыз и заныкал, и по всему пиджаку его шерсть. Прикинь, а меня люди ждут. Ну, я его под горячую руку хотел топить, он, гад, вырвался и на антресолях залег. Когда я его оттуда палкой выпихнул, вся злость прошла, хотя надо было бы его в тот день придушить, падлюгу, а я не стал. Вражина эта ванну запомнила и принялась мне мстить. К примеру, на диван сяду, он цап меня за палец, а Грунька: «Витя, пересядь в кресло, ты Пафочку нервируешь…» Пафочка… Ненавижу котов, самое бесполезное в мире животное. Вот скажи, какая от них польза?

— Мышей ловят, — ответила я.

— Мышей, — презрительно фыркнул Витька, — мышей разводить нечего, тогда и ловить не придется.

Мысль показалась мне интересной, и я кивнула.

— Вот взять хоть Пафнутия, — все больше расходился Витька, — мышей у нас нет, сволочь эта только жрет да мне в ботинки гадит, а она с ним носится, точно с дитем малым. Тьфу…

— Так может ей просто нужно о ком-нибудь заботиться? — выдвинула я предположение.

— А я? — обиделся Витька. — Обо мне что, заботиться не надо? У меня, между прочим, работа нервная. И вообще… а она с котом. У него, видишь ли, ушки больные, а у меня тоже, может быть, ушки, только со мной никто по врачам не бегает. Нет, права была мамаша, она хоть и алкоголик со стажем, но людей видит. Мамаша как Груньку увидела, сразу сказала: «Эх, сынок, не будет тебе с ней жизни». Так и вышло. И пацаны все говорили: Витек, посмотри, кого берешь, физиономия конопатая, росточком не вышла, а имя вслух произнести стыдно. А я самый умный: мол, не ваше дело… Нет, надо было пацанов с мамашей слушать, а я женился, как последний… — Витька покачал головой и рухнул в кресло, тяжко вздыхая. — Никакой жизни, — прошептал он. — Никто ей, кроме котов, не нужен… А ты котов любишь? — с подозрением спросил он.

— Нет, — отчаянно замотала я головой. — Я вообще никакую живность не люблю, если только съесть.

— В каком смысле? — насторожился Витька. — Коты несъедобные… хотя… — Он вдруг задумался, невидящим взором уставившись в одну точку. — В нем килограммов семь будет, это точно, шкура там, хвост… Все равно прилично остается.

— Витька, — испугалась я, — ты кота жрать не смей. Груня тебе ни в жизнь не простит.

— Она мне и так не простит, — закручинился он. — Развела зоопарк и целый день с этой животиной, я ей говорю: «Тебе, дура, ребенка надо», — а она мне: «Сам дурак». Ну что с такой сделаешь? Потом собак привела, с этими же гулять надо. Она идет, вся в собаках, а народ смеется. Мне ж неловко, собаки — это не коты, их в доме не спрячешь, а мне от пацанов стыдно. Ну я их всех и… того.

— Утопил? — прошептала я.

— Да нет. Вывез за город, километров за сорок, чтоб вернуться не могли, и выпустил. Пусть вольным воздухом подышат. И что ты думаешь, никто не вернулся, только эта сволочь, Пафнутий. Неделю шел. Я глазам своим не поверил, когда его увидел. Облезлый, тощий, и первым делом мне в ботинок…

— Да, — посочувствовала я.

Витька продолжал кручиниться, а я смотрела на него и неожиданно поняла, что он мне нравится. Конечно, он недоумок, это Груня верно подметила, но ее любит, ясное дело, и даже страдает. Парень он и в самом деле неплохой, обманывать его мне сразу расхотелось, а уж в любовь играть тем более. Ему это так же надо, как и мне. Нечестно это все. Вот сейчас расскажу все как есть, не про Груню, конечно, а про то, почему я с ним на эту квартиру потащилась. Решит помочь — хорошо, а выгонит — значит, поделом, но целоваться я с ним больше не могу. Ведь выходит, что мы в самом деле Груне изменяем.

Пока Витька сокрушался, а я формулировала свою просьбу, в дверь неожиданно позвонили, сначала один раз, потом второй, и гораздо настойчивее. Я решила, что это Груня. Может, ключи от квартиры забыла и не рискнула дожидаться сигнала? Витька прислушался к звонку, потом поднялся и неохотно побрел к двери.

— Чего надо? — спросил он грозно, ему глухо ответил мужской голос. Слов я не разобрала. Витька поинтересовался: