Станислав Родионов - Следствие ещё впереди

Расследуя дело, Рябинин сомневался беспредельно. Прокурор частенько смотрел на него с опаской, потому что следователь производил впечатление человека, у которого нет по делу доказательств и у которого сумбур в голове. Но, даже убедившись на сто процентов, Рябинин знал, что могут быть сто первый процент, сто первый вариант и сто первая версия. И он обязан их предусмотреть, нащупать сомнениями в деле и выковырнуть, как изюминку из батона. Покровская пришла с сомнениями, поэтому Рябинин начал думать.

— Она не вставала? — спросил он.

— Врач разрешил, но она лежала, к двери не подходила, на звонки не отвечала.

— Ключей от квартиры сколько?

— Три. Один был у сестры, второй у меня…

— А третий?

— Висел на гвоздике в кухне. Знаете, а теперь его там нет, — вспомнила она.

Рябинин видел, как мысль о криминале зрела у Покровской на глазах. Вот и ключ пропал. Таких деталей можно набрать сотню, и все они будут таинственными, подозрительными и… неважными; все будут висеть в воздухе, потому что им некуда ложиться — нет факта насильственной смерти.

Рябинин сел за стол и позвонил судебно-медицинскому эксперту Тронниковой:

— Клара Борисовна, у меня к вам оригинальный вопрос. Скажите, может лицо человека после смерти выражать ужас? Или это выдумка детективщиков? Лично я ни у одного трупа ужаса не видел.

Тронникова посмеялась.

— Видите ли, Сергей Георгиевич, сначала лицо может сохранять любое выражение. Но труп остывает, и мимика пропадает. Это происходит довольно-таки быстро.

— А Симонян могла умереть от страха? При её сердце…

Клара Борисовна заговорила нравоучительно, как говорят обычно врачи и педагоги:

— Вскрытие установило органическое поражение сердечных сосудов. Но поводом для приступа могли быть и сильное волнение, и испуг, и страх, и что хотите. Раньше у нас существовало такое понятие — эмоциональный инфаркт.

— Спасибо, Клара Борисовна.

Рябинин положил трубку и поднял взгляд на Покровскую. Или в его лице она заметила, или в голосе что-то появилось, но вопросы следователя зазвучали иначе и она по-другому стала отвечать — суше и сосредоточеннее.

— Не увидели в квартире чего-нибудь… необычного?

— Да нет, всё в порядке. Я везде проверила. Вот только это.

Она щёлкнула сумкой и протянула клочок бумаги, угол листка из блокнота. Рябинин прочёл: «Целую милую родинку…»

— Ну и что? — спросил он.

— Это её почерк. А кому написана — не знаю.

Может быть, этот клочок имел значение, но Рябинин ничего не знал об умершей. Да он ещё и не знал, начал следствие или нет.

Записка была старая, не вчера написанная. Почерк красивый, аккуратный, даже слегка витиеватый. Устоявшийся ровный характер, чистюля, эстетка, любит порядок, имеет много свободного времени — заключил Рябинин, но не для дела, а так, для себя. В нём, как и во многих мужчинах, сидел вечный мальчишка. Если Рябинин-взрослый вёл следствие, то Рябинин-мальчишка где-то был рядом, корчил из себя великого криминалиста и рожи мог корчить. Мужчина-следователь был стянут логикой, фактами и мыслью; мальчишка-озорник был вольной птицей — он фантазировал, громоздил невероятные версии, имел под рукой наручники, кольт и цианистый калий.

— Расскажите о сестре поподробнее.

— Сразу трудно. Она была человеком без недостатков…

Рябинин поморщился, но не лицом, а, как ему показалось, где-то внутри.

— Я не так сказала. Точнее, её все любили.

«Чёртова баба», — подумал Рябинин о Покровской и зло о себе — до сих пор не научился скрывать свои мысли. Не лицо, а телевизор.

— Она не была ни борцом, ни сильным человеком. Вера… женщина, да, именно женщина. Мягкая, добрая, даже податливая. Вы, наверное, это считаете недостатком…

«Чёртова баба», — окончательно решил Рябинин и положил перед собой чистый лист бумаги. В конце концов, следователь он, и угадывать мысли его прерогатива.

— Врагов у неё не было, — продолжала Покровская. — Правда, и друзей особых не имелось. У них, Вера говорила, дружный коллектив на работе. С мужем она разошлась лет десять назад, я его и не знала. Неудачный брак. Я тогда жила в другом городе.

— Был у неё… друг? — спросил Рябинин, еле удержавшись от прилипчивого «сожителя».

— Тут она скрытничала, но думаю, что был.

— Почему так думаете?

— По деталям. Куда-то уходила по вечерам, звонила… Была весёлой… Вот и записка.

— А вообще вы знали её знакомых мужчин?

— Одного знала. Вера с ним года два дружила, но это давно.