Станислав Родионов
Прозрачная женщина
Повести
Мне, как следователю, приходится выступать на предприятиях и в жилконторах, в научно-исследовательских институтах и в учебных заведениях. Пропагандировать правовые знания. Стараюсь делать это серьезно и глубоко, отыскивая социальные закономерности и нравственные глубины. А зря. Потому что из зала мне кричат: «Расскажите про интересное преступление!»
Я рассказываю. Опять-таки выбирая истории типичные и со смыслом. Я говорю о низкой культуре как первопричине большинства преступлений, о пьянстве, вытекающем из того же бескультурья и дающем девяносто процентов телесных повреждений, хулиганств и убийств, о человеческой натуре и душе, о воспитании и нравственности.
Но меня слушают вполуха. Долго я не понимал этой людской прохладцы – ведь говорю о жизни, о главном, о сути...
Как-то проходил я ранним утром мимо только что открывшегося газетного киоска. Пожилой человек, видимо, пенсионер, отойдя метра на три, жадно просматривал газеты. К нему подскочил другой пенсионер, пока еще безгазетный. Между ними вышел скорый, какой-то просыпавшийся разговор. «Есть?» – «Есть». – «Что?» – «Замминистра оргию устроил». – «Про Берию есть?» – «Про Берию нет». Второго пенсионера удовлетворила и оргия – он ринулся к киоску.
В ближайшее же свое выступление я выдал историю о проститутке, которая вела досье на своих клиентов. Потом рассказал про мошенника, прилетевшего на «летающей тарелке». Затем про изнасилование, да еще с подробностями...
На следующий день трижды звонили прокурору и почти умоляли прислать с лекцией того «следователя в очках, который вчера выступал».
Иногда мне кажется, что вот на этом животно-любопытствующем уровне пишутся детективы. Или, скажем, так: не пишутся ли детективы только на информационном уровне? Рассказывают о преступлении, не показывая жизни. Авторы детективов следуют своей логической задумке, не обращая внимания на канву жизни. Они изучают уголовные дела, чтобы позаимствовать фабулу; а уголовные дела следовало бы изучать, чтобы проникнуть в душу человека. Поэтому описания преступлений в большинстве случаев оборачиваются невероятными историями, которые в жизни не происходят и не могут происходить. Ей-богу, детективы – это уголовная фантастика.
Не могу понять дикого и единственного интереса – кто убил? Ведь за каждым преступлением стоит социально-нравственная история во сто крат интереснее самого преступления. Какое дело ни возьми. Хотя бы законченное мною в прошлом месяце...
Делал я обыск у закоперщика крупной шайки расхитителей. Вдруг он вскочил со стула, бросился в ванную комнату и попытался что-то там сделать. Его догнали и начали простукивать кафель и раковины. Пока не заметили, что он жует. Бумагу. Вещественное доказательство! В конце концов выяснили, что он съел, как в худом детективе, письмо от любимой женщины. И открылась мне романтическая и крупная любовь, не имеющая никакого отношения к этой краже.
Но это так, к слову.
Я хочу рассказать о расследовании другого дела, рассказать на бумаге, потому что в своих лекциях не рискнул бы. Нет в нем моментов, щекочущих воображение и распаляющих любопытство. Вот только душу...
1
Телефон звонил, а я разглядывал его и думал: принес ли мне этот следовательский телефон хотя бы единожды приятную весть? Вызовы, нагоняи, угрозы, приказания и, в лучшем случае, информацию. Ну а сейчас?
– Товарищ Рябинин, дежурный по райотделу приветствует... Вы дневалите по прокуратуре?
– Дневалю.
– Пустяковый случай: старичок повесился. Машину высылаю.
Только я положил трубку, как телефон опять раззвонился, точно дежурный по райотделу не договорил. Или еще одна весточка вроде «старичок повесился»?
– Слушаю.
– Сергей Георгиевич, – спросил капитан Леденцов своим глуховатым, всегда далеким голосом, – вы дежурите по прокуратуре?
– Ага, дневалю.
– Происшествие, пустяковый случай...
– Небось старичок повесился?
– Откуда вы знаете?
– Интуиция.
– За вами заехать?
– Спасибо, не надо. Боря, а почему «пустяковый случай»?
– Наверное, без криминала.
Лукавил оперуполномоченный уголовного розыска; вернее, сам не понимал, отчего самоубийство отнес к пустяковому случаю. Потому что – старичок. Повесился бы директор завода или генерал, небось не назвал бы это пустяковым случаем...
Читать дальше