Станислав Родионов: Опасная любовь. Засекреченный пикник

Когда я задумываюсь, с чего бы начать рабочий день… Глупо задумываться, если перед тобой лежит план на всю неделю. Вернее, так: когда я решаю, что в этом разлинованном еженедельнике подлежит немедленному исполнению, вмешивается телефон. Он-то знает, поэтому трубку я взял лениво:

— Да.

— Сергей Георгиевич, допрашиваете? — спросил прокурор.

— Пока нет.

— Тогда отвлекитесь минут на пятнадцать.

С удовольствием, потому что не на происшествие ехать — пятнадцатиминутных происшествий не бывает. Небось, газетчица?

— Слушаю, Юрий Александрович.

— Сейчас к тебе зайдёт гражданка Лианова. У неё пропала взрослая дочь…

— В милицию, — почти перебил я, пытаясь уклониться от стороннего поручения.

— Уже месяц ищут. Мать ходит по инстанциям. Даже уполномоченного по правам человека посетила. Мне звонили из администрации района, просят ускорить и так далее. Сергей Георгиевич, объясните ей и успокойте.

— Но почему я? — вырвалось у меня с ненужной запальчивостью.

— Умеете убеждать, солидность, седина…

— Да, и в очках. Но что ей сказать?

— Брошены все силы милиции. Персонально подключают капитана Палладьева.

Хотелось возразить, что капитан Палладьев ещё слишком молод, что не дело заниматься нам розыском, что у меня своих дел полно… Но капитан работал в уголовном розыске уже пять лет, прокурор обязан надзирать за милицией, а своих дел у меня будет всегда под завязку. И тон у Юрия Александровича состоял как бы из двух слоёв. Верхнего, полупросительного, поскольку розыск граждан в обязанности следователя не входит; и начальственного, ибо всё-таки прокурор района.

— Хорошо, Юрий Александрович.

Я ждал появления разъярённой тёти в возрасте. Но в кабинет скромненько вошла молодая женщина: никак не могу привыкнуть, что у таких женщин взрослые дети. Ей и сорока нет.

— Может быть, вы поможете, — вздохнула она.

Мне захотелось вздохнуть ей в ответ. Чем может помочь следователь прокуратуры, в сущности, кабинетный работник? Она рассказала о своём деле, простом, словно вычитанном из газет: двадцатилетняя дочь пошла в булочную и не вернулась. И месяц ни слуху, ни духу.

— Какая у вас семья?

— Я да Марина. Муж умер десять лет назад. Живём вдвоём в отдельной квартире. Родственников нет.

Заученными ответами Лианова опережала мои вопросы. Видимо, ей задавали их неоднократно. Среди них был главный:

— Вера Григорьевна, вам звонили?

— Кто?

— Например, тот, кто её похитил.

— Зачем он будет звонить?

— Ради выкупа.

— Какой выкуп? Работаю бухгалтером в цветочной фирме. С меня нечего взять кроме цветов.

— Розы очень дорогие, — не согласился я, что нечего взять.

По лицу женщины, у которой пропала дочь, трудно что-либо понять. Кругловатое, пожалуй, упитанное, не знаю за счёт чего, но казалось осунувшимся. Или женщина задумалась?

— Вспомнила, звонили… Через три дня, после её исчезновения. Сказали, чтобы я зря не искала, Марина жива и здорова. И всё, бросили трубку.

— Голос знакомым не показался?

— Не поймёшь какой. Не мужской и не женский. Словно утка крякнула.

Уже информация: похититель крякает. Если выкупа не просят, то нужно что-то иное. Например, услуги. Но какие услуги от рядового бухгалтера?

— Вера Григорьевна, расскажите о дочке.

— Тихая домашняя девочка. На дискотеки и в ночные клубы не ходила. Работала в аптеке, летом в садоводстве, телевизор. Марина готовилась в медицинский институт.

— А друзья?

— Дружили со школы втроём: она, Тоня Мамадышкина и Артур Терский.

— Расскажите о них.

Я глянул на часы — осталось двадцать свободных минут. Потом ко мне придут фигуранты по делу о взятке. Взяткодатель, который дал взятку; взяткополучатель, который взятку получил; и придёт сама взятка — красавица с подиума.

— Ну, Антошка — как ракета. Всё знает, везде бывает. Она в этой тройке была вроде ведущей. Работы меняет, чуть ли не ежемесячно…

— Спрашивали её о дочке?

— Конечно. Переживает, даже всплакнула, но где Марина и что с ней — ума не приложит.

Я записал адрес этой Антонины со смешной фамилией Мамадышкина. Зачем? Ведь искать не пойду хотя бы потому, что этим займётся капитан Палладьев.

— Ну а парень?

— Артур Терский, высокий красивый. По теперешним временам золото, а не молодой человек. Ни сигарет, ни алкоголя. И трудолюбив, как вентилятор.