Станислав Лем: Следствие

Мерно щёлкали контакты на этажах. Старинный лифт со стёклами, гравированными цветочками, медленно полз вверх. Остановился. Четверо мужчин вышли из него и прошли по коридору. Хотя ещё был день, горело электричество.

Обитая кожей дверь отворилась.

— Входите, джентльмены, — пригласил человек, стоящий на пороге.

Грегори вошёл последним, вслед за врачом. В кабинете было темновато. За окном плавали в тумане голые ветви деревьев.

Главный инспектор уселся за письменный стол — чёрный массивный стол с резной балюстрадкой. На полированной его поверхности стояли два телефона, плоский микрофон внутренней связи, лежала курительная трубка, очки, лоскуток замши — больше ничего. Усаживаясь в глубокое кресло, придвинутое к стене, Грегори обратил внимание, что над столом висит маленький портрет королевы Виктории. Главный инспектор обвёл их взглядом, словно пересчитывал или наново вспоминал лица. Боковую стену кабинета закрывала огромная карта Южной Англии, напротив, у другой стены, стоял большой книжный шкаф чёрного дерева.

— Джентльмены, — начал инспектор, — с этим делом я знаком только по протоколам, вы, несомненно, ориентируетесь в нём лучше меня. Поэтому я хотел бы попросить кратко изложить факты. Мистер Фаркар, давайте начнём с вас.

— Слушаюсь, инспектор, но ведь начало я тоже знаю только из протоколов.

— Ну, в самом начале и протоколов-то не было, — пробормотал Грегори несколько громче, чем следует. Все обернулись к нему. С подчёркнутой независимостью он принялся обшаривать карманы в поисках сигарет.

Фаркар выпрямился в кресле.

— Это началось в прошлом году, во второй половине ноября. Возможно, подобные случаи бывали и раньше, но сперва на них просто не обращали внимания. Первый рапорт мы получили за три дня до Рождества, но только позже, а именно в январе, тщательное расследование показало, что подобные истории с трупами случались и прежде. Этот рапорт пришёл из Энгандера. Собственно говоря, носил он несколько полуофициальный характер. Смотритель покойницкой Плейс жаловался коменданту тамошнего поста, который, кстати сказать, его шурин, что по ночам кто-то трогает покойников.

— В чём выражалось это «трогает»?

Инспектор методично протирал очки.

— В том, что утром трупы лежали не так, как вечером. Точнее, речь шла только об одном трупе, кажется об утопленнике, который…

— Кажется? — бесцветным голосом переспросил главный инспектор.

Фаркар ещё сильнее напрягся.

— Все показания представляют вторичные реконструкции, вначале никто не придавал этому значения, — объяснил он. — Смотритель покойницкой не уверен, был ли то утопленник или кто другой. В сущности, энгандерский комендант Гибсон допустил ошибку, не составив протокола об этом происшествии, но он думал…

— Может, не стоит вдаваться в такие подробности, — бросил человек, сидящий возле книжного шкафа. Он небрежно развалился в кресле, положив ногу на ногу, из-под задравшейся штанины выглядывал жёлтый носок и полоска голой кожи над ним.

— Думаю, что это необходимо, — сухо отозвался Фаркар, даже не взглянув в его сторону.

Инспектор наконец надел очки, и на лице его, дотоле безразличном, отсутствующем, появилось благожелательное выражение.

— Формальной стороны следствия, пожалуй, можно не касаться. Продолжайте, мистер Фаркар.

— Второй рапорт мы получили из Плантинга спустя восемь дней после первого. В нём сообщалось, что в кладбищенском морге кто-то ночью перевернул труп. Покойник, фамилия его Тикер, прежде работал докером, но уже несколько месяцев был прикован к постели и, в общем-то, стал для семьи обузой…

Фаркар покосился на нетерпеливо дёрнувшегося Грегори.

— Похороны должны были состояться утром. Родственники покойного, войдя в морг, увидели, что он лежит не на спине, а на животе, раскинув руки крестом. Создавалось такое впечатление, будто он… ожил. То есть так решила семья. Пошли слухи о летаргическом сне; говорили, будто Тикер проснулся и, увидев себя в гробу, так испугался, что умер уже взаправду.

— Конечно, всё это чушь, — продолжал Фаркар. — Смерть была засвидетельствована местным врачом. Однако, когда на эти слухи обратили внимание, оказалось, что в округе давно уже поговаривают о том, что трупы «шевелятся», то есть утром лежат не так, как лежали вечером.

— «Давно» — значит, сколько времени? — спросил инспектор.

— Установить невозможно.