Виктория Платова: В тихом омуте...

Один раз кто-то из далекого киношного мира вспомнил о нем, о его фильме, получившем когда-то Гран-При – нам даже позвонили, но Нимотси откровенно выматерился в трубку под надсадный рев жаждущей ласки кошки Сони.

Больше звонков не было.

Пора увлечения Жапризо прошла – теперь наша комната была завалена дешевыми детективами в глянцевых обложках. Нимотси беззастенчиво их крал на развалах и в ближайшем букинистическом. Плохая литература и плохое кино утешали Нимотси. Я же ничем его утешить не могла, кроме постоянной навязчивой игры в фильмы – теперь мы постоянно разговаривали фразами из попсового американского кино, ловя друг друга на неточностях, – в этой игре я всегда уступала Нимотси.

А потом он вдруг исчез – не сказав ни слова, я просто не нашла его на продавленном диване. И это в тот самый момент, когда в наш прокат забросили “Водный мир” с Кевином Костнером – фильм, который Нимотси давно и безнадежно собирался посмотреть.

…Нимотси появился спустя две недели, среди ночи, – с двумя бутылками мартини и целым пакетом бестолковой дорогой еды. На Нимотси было дорогое новое пальто и пижонское кашне. Только ботинки были старые, но все такие же сногсшибательные.

Нимотси плюхнулся в них на диван – на покрывало сразу же натекли грязные лужи, – закинул руки за голову и с пафосом произнес:

– Ну, целуй, меня. Мышь, раба Божья! Появился свет в конце тоннеля!

– Я пока не вижу.

– Нет, ты не просто Мышь, ты слепая летучая Мышь! Я получил предложение!

– Не иначе от Спилберга.

– Дурища, если бы я получил предложение от Спилберга, то принес бы “Кампари”. Соображать надо.

– Поздравляю.

– Это я тебя поздравляю. Ты тоже в деле. В коридоре выла кошка Соня.

– Ну, доставай наши жестянки, обмоем. И со жратвой сообрази чего-нибудь, а я сейчас.

И, пока я тупо разглядывала замороженных мертвых креветок, исчез. После недолгой подозрительной возни хлопнула входная дверь.

Нимотси появился спустя час. Все руки его были в страшных царапинах.

– Вот курва, – выругался Нимотси, – все руки испохабила… Есть у нас что-нибудь антисептическое?

Это был праздный вопрос, потому что из всех медикаментов у нас имелись анальгин, активированный уголь и горчичники.

– А что у тебя с руками? – я заподозрила недоброе. – Ты что…

– Именно, – сразу развеселился Нимотси. – Завез эту суку-кошку к чертовой матери в Свиблово. Я об этом целый год мечтал.

– Ты с ума сошел! – Старуха Элина Рудольфовна любила Соню-нимфоманку до самозабвения. – Она же нас выгонит… Она же на нас в суд подаст!

– И хер с ней! Ты теперь в этом гадюшнике не живешь. Я получил работу, понимаешь?! Завтра сваливаем отсюда к чертовой матери…

– В Свиблово?

– На метро “Аэропорт”. Я там квартиру снял. Как тебе метро “Аэропорт”?

– Решил влиться в стройные ряды отечественной кинематографии? – Метро “Аэропорт” славилось обилием живущих там киношников.

– Ни Боже мой! Вливаться будешь ты. А я завтра улетаю. В Грецию, между прочим. Ты сидишь на хате, строчишь сценарии, то есть занимаешься своими прямыми обязанностями… Тебя же пять лет учили чему-то.

– А что писать?

– Сначала хряпнем по маленькой, а потом я тебе скажу. – Нимотси проворно разлил мартини по стаканам:

– Ну, за нас с вами и за хрен с ними!

– Рассказывай, – потребовала я.

– Видишь, мы без него обошлись. – Нимотси сосредоточенно слизывал кровь с израненной руки. – И без его дамочек, и без его стратегии сраной!..

Все это относилось к давно умершему, но все еще неизжитому Ивану, к которому у меня не осталось ничего, кроме смутной любви оставленной женщины, а у Нимотси – ничего, кроме смутной ненависти поверженного соперника. Но это были единственные чувства, в которых мы нуждались, – единственные в нашей теперешней, унылой, как стоячая вода, жизни.

– А я тебе “Водный мир” принесла, – вовремя вспомнила я про воду.

– В гробу я видел твой “Водный мир”, – сказал Нимотси, но ассоциации по поводу воды у него тоже возникли. – А вот эти бледного вида морепродукты очень даже ничего, кто бы мог подумать. – Нимотси обсосал креветку и выплюнул слюдяной смятый панцирь. – Нет, все-таки в природе первоначального накопления капитала есть своя неизъяснимая прелесть, ты не находишь?

Я не находила. Только вчера, к неизбывной тоске и ужасу, у меня увели потертую сумку с видсопрокатными залогами и кассету секс-мультяшек в придачу – об этом я не преминула пожаловаться стремительно обуржуазившемуся Нимотси.