Валерий Горбунов - Секреты для посвященных

На лице майора отразилось беспокойство.

— Не собираетесь ли вы…

— Нет, нет. К военкомату претензий нет.

Майор успокоился:

— Ну, я надеюсь. Рита!

В комнате вмиг появилась белокурая девица в хромовых сапожках, голенища которых соблазнительно обтягивали плотные икры, окинула Вячеслава быстрым опытным взглядом покорительницы мужских сердец. Что-то в ней напоминало ему Раису Сметанину из Сосновского леспромхоза. Уверенность в себе, что ли?

Майор четким голосом отдал распоряжение, девушка еще раз стрельнула глазами в сторону Вячеслава и скрылась, чтобы через пару минут появиться вновь. В наманикюренных пальчиках (мизинец был кокетливо отставлен в сторону) она держала картонную карточку.

Вячеслав записал адрес, пожал крепкую руку майора, одарил девушку благодарным взглядом и отбыл. Первым делом он собирался навестить мать Вадика Серафиму Резникову. Симу.

Сима родилась и выросла в семье музыкального мастера — настройщика роялей и пианино. В те далекие годы почему-то считалось, что дети рабочих и крестьян обязательно должны научиться играть на пианино (у подавляющего большинства, правда, дальше «собачьего вальса» и «польки-бабочки» дело не пошло). Громоздких музыкальных инструментов у граждан было много, и работы отцу хватало. Набегавшись за день по городу с тяжелым баулом, в котором лежали запасные деревянные молоточки, костяные пластинки для клавиш, инструмент и завтрак (булка с марципаном да яблоко с красным бочком), он являлся вечером домой, ужинал, выпивал красного винца (единственная отрада в его жизни) и начинал проверять у дочери уроки.

Школьная премудрость давалась Симе с трудом. Бывало, усядется за покрытый пахучей клеенкой круглый обеденный стол — учить уроки, раскроет учебник и замрет, откинувшись на стуле и задрав кверху коленки. Сладкие грезы, не те конкретные желания, у которых есть и образ, и название, а неразличимые, текучие и обволакивающие, прекрасные именно своей неконкретностью и текучестью, овладевают ею, лишают возможности двигаться и что-то делать — читать, усваивать прочитанное. Так бы, кажется, сидела (вернее, полулежала) на стуле и не вставала — без обеда, без ужина, без сна. Однако же что это? Зычный, оглушающий голос папаши возвращает Симу на грешную землю.

— Ах ты, дрянь! Я еще час назад приметил: Чапаев на картинке. Я его по усам запомнил. А сейчас гляжу: опять он! Выходит, за час страницы не перевернула. Дрыхнешь с открытыми глазами. Хоть бы юбку одернула, бесстыдница. Я тебе покажу, как лодыря гонять.

Симе обидно, уже взрослая, седьмой класс, почти невеста, а он лупцует, как маленькую. Вскинулась, глаза сощурила, из них злость так и прыщет… Однако с папашей не поспоришь, он горяч и скор на расправу, на него не наорешь. Сима хнычет, пускает слезу, шмыгает носом и утыкается в учебник.

Если бы не лень, не супротивный характер, была бы Сима девчонка хоть куда. Внешностью бог не обидел: на ее плечи, груди и коленки уже заглядывались не только сверстники, но и мужчины-преподаватели. Управдом Никодим Евсеевич, застав однажды девицу одну в комнате, не сдержался, кинул на стол портфель с жировками и потянулся к Симе. Быть бы беде, если бы неожиданно не заявился в неурочное время домой папаша: у него подскочила температура, он весь горел, надо было прилечь.

В последний год войны Сима по примеру более старших подруг отписала и отправила на фронт письмецо с приложением кисета, вышитого крестиком. Вскоре пришел ответ, из которого выпало фото молодого красавца со смелым взглядом и бровями вразлет. Сима покрыла фотографию быстрыми поцелуями-укусами — она всегда жадно набрасывалась на все, что приходилось ей по вкусу. Тотчас же сварганила второе письмо, завязалась переписка. Герой-фронтовик настойчиво требовал фотографии. Сима купила в киоске портрет какой-то малоизвестной, но смазливой киноактрисы и вложила в конверт. Портрет вызвал восторг. «Вы, Сима, похожи на какую-то актрису, имени не помню, — писал фронтовик. — Только знайте: вы в сто раз красивее ее». Красавец лейтенант объявил себя Симиным женихом. Она не возражала.

Смерть лейтенанта от вражеской пули поразила Симу будто громом. Получив роковое письмо от его близкого друга, она целый день сидела в неподвижности, иссиня-бледная, простоволосая, руки висят меж колен как плети… Казалось, жизненная сила ушла из нее.

— Что ты, дурочка, так убиваешься, — пробовала увещевать ее мать. — Ты же его вовек не видела, а он тебя. Он вовсе и не тебя любил, а ту, актрису, или не помнишь, чью фотку ему отправила?