Как-то во сне Лена была по-особому печальна, ничего не говорила, Стас долго, настойчиво пытался ее расшевелить, заглядывая в ее прозрачные глаза, целуя руки, плечи, шею. Она грустно улыбалась и что-то шептала, но Стас никак не мог разобрать ее слов. И только пристально вглядевшись в ее мокрое от слез лицо, по движению губ разобрал слово «ма-ма».
Стас проснулся в холодной испарине. Мертвым зеленым светом электронных часов было обозначено четыре часа утра. Рядом тихо дышала Светлана. Стас резко сел, снова посмотрел на жену и, убедившись, что она спит, осторожно встал и пошел на кухню.
«Мама… Как же я забыл о ее родителях? Что с ними, как они пережили ее смерть? Лена не случайно сказала о маме. Я должен немедленно ее увидеть», — подумал Стас, посмотрел на часы и вспомнил, что еще ночь, придется ждать до утра.
Спать он уже не мог. Дотянув кое-как до завтрака, он вяло поел и стал укладывать свой «дипломат». Отпуск еще не кончился, и жена удивилась, что Арнаутский, по-видимому, собирается на работу.
— Стас, ты что, в консультацию? — спросила Светлана.
— Да, ты знаешь, надо посмотреть досье по делу Грязева, — собирая бумаги, объяснил Стас, — Помнишь, я тебе рассказывал о мошенничестве с квартирой…
Арнаутский действительно направлялся в офис, но не по делу Грязева, а за выписками из дела об убийстве Лены. Он не решился хранить их дома, хотя жена никогда не трогала его деловых бумаг. Но история знает исключения, и пришлось бы ему либо врать, либо объяснять, что это за дело такое, не доведенное до суда. В записях был телефон и адрес родителей Лены.
Маленькая двухкомнатная квартира Колосковых располагалась на пятом, последнем этаже старого дома на Среднем проспекте Васильевского острова. На дверях два звонка — кнопочный и старомодная вертушка. Арнаутский повернул ее два раза. Вместо бывшего когда-то мелодичного звона раздался дребезжащий металлический скрежет. За дверью прошелестели шаги, тихий голос спросил:
— Кто там?
— Адвокат Арнаутский. Это я вам звонил.
Дверь скрипнула и медленно приоткрылась. В полумраке прихожей стояла пожилая красивая женщина.
— Станислав Васильевич? — спросила она и пригласила войти.
Она провела его в комнаты, а сама вышла на кухню приготовить кофе. Окна квартиры выходили во двор-колодец, и шум проспекта не проникал сюда. Ни звуков радио, ни включенного телевизора. Было тихо. Большие напольные часы с остановившимся маятником делали эту тишину еще более напряженной. Комната Лены создавала ощущение ее незримого присутствия: чисто, нетронутая постель, письменный стол со стопкой учебников за десятый класс, ее огромная фотография на стене. Во второй комнате вдоль двух стен — книжные шкафы, на обширном письменном столе большая фотография отца Лены, пожилого, с мягким полным лицом и пышной седой шевелюрой.
В комнатах запахло хорошим кофе, и Наталья Аркадьевна появилась из кухни с чашками на складном сервировочном столике. Она села в кресло напротив Стаса и грустно сказала:
— После смерти мужа я никого не принимаю. С коллегами Константина Петровича общаюсь по телефону. Звонят часто, а в день его кончины приходят…
Она прижала платочек к глазам.
— Вы совсем молодой человек, — продолжила Наталья Аркадьевна после тягостной паузы, — я представляла себе опытного адвоката, простите, — поправилась она, — я имею в виду солидного годами и с жизненным опытом, ну, как тот, который был у убийцы Леночки, или та адвокатесса, которая защищала нас в этом процессе. Сусанна Яковлевна… Да, да, я знаю, она уехала за границу.
— Наталья Аркадьевна, возраст адвоката — это первое, что бросается в глаза клиенту, простите за этот профессиональный термин. Второе — это то, как он одет, что тоже определяет его статус. Но уверяю вас, все это лишь поверхностные, внешние отличия. Не они определяют его профессионализм.
— Понимаю, понимаю… Но мне адвокат не нужен и вообще ничего не надо. После гибели Леночки… смерти мужа… жизнь для меня закончилась. Жить уже не для кого, и вы знаете, я чувствую, что мне уже недолго осталось. Единственное, что поддерживает мои силы, — это их могилы на Смоленском кладбище. Там я и живу, встречаюсь с ними летом каждую неделю. И еще… меня не оставляет надежда, что все же докажут, что Саранцев убил нашу девочку… Но, по-моему, никто этим не занимается, на мои жалобы приходят стандартные отписки.
— Простите, отчего умер Константин Петрович, когда?
— Мы пожилые люди. В этом году уже сорок лет как в браке. — Она говорила о муже так, как будто он был жив и с нею.
Читать дальше