Татьяна Степанова - Родео для прекрасных дам

Буркин криво усмехнулся. Уши у него стали рубиновыми — хоть прикуривай от них.

— Ну что, поладим, Олег? Мне надо знать точно, кто снабдил вас газовыми «Макаровыми», переделанными под боевые калибра девять, — Марьяна заботливо, как сестра милосердия, поправила на Буркине одеяло. — Скажи мне это без протокола. Видишь, у меня ни блан-ка, ни ручки. А потом на допросе, когда выздоровеешь, снова можешь лапшу вешать, меня это не колышет.

— Как же это? — прищурился Буркин.

— Это совсем по другому делу будет информация, — Марьяна даже снизошла до объяснений. — По делу о двух убийствах. Понял, нет? Лично ты и ваша дуэль у деревни Луково к этому отношения никакого не имеют. Катиться может к такой-то матери, понял?

— Нет, кое-что в этой дуэли нас интересует, — Катя забыла свое обещание не вмешиваться в разговор. — Олег, признайся, из-за кого вы с Мамонтовым поссорились? Из-за Авдюковой Светланы Петровны — ведь так?

Буркин сощурился так, что глаза его стали совсем щелочками.

— Не знаю я никакой Светланы Петровны, — буркнул он. — Вы че?

— Ну брось. Мне Долидзе все рассказал, — Катя махнула рукой. — Мамонтов и то проговорился — мол, из-за женщины стрелялись. Мне надо, чтобы и ты это подтвердил. По-твоему, в каких отношениях Мамонтов со Светланой Петровной?

— Понятия не имею, — Буркин пожал плечами. — И вообще я ни хрена не помню, что было. Бухой я был. Слышали? Бухой!

— Слышали. Уж это мы слышали сто раз, — Марьяна выпрямилась. — Ну? Сколько раз мне повторять? У кого достали стволы? Только без Митинского рынка давай. Митинский рынок не пройдет. Ну, кто вам их продал?

— Слушай… Слушайте вы обе, птицы-синицы, — Буркин окинул их оценивающим взглядом, — что-то не усеку я, куда вы клоните. Но подвох явный. Сказал бы я вам по этому поводу, да вежливость врожденная не позволяет. В общем, не будет у нас торга, девчонки. Не будет разговора.

— Что ж, так сильно в тюрьму хочется? — спросила Марьяна.

— И в тюряге люди живут. Значит, судьба моя это, — Буркин прислушался к радио — эх, кони привередливые! — А вы запомните — я пацанов не продаю. Друзьями не торгую, — он отпихнул Марьяну и решительно потянулся к костылям, стоявшим у изголовья кровати.

— Это Мамонтов ведь пистолеты достал? — в упор спросила Марьяна. — И тебе и себе, да?

Буркин засопел.

— Или он их сам переделал? Нет? Не сам? А у кого же тогда он ими разжился? Не у оружейника ли этого вашего, не у учителя своего Варлама Долидзе?

Катя взглянула на Марьяну — что ж, выводы такие давно витали в воздухе, напрашивались. По логике вещей, по самой простейшей связи логической: есть оружейник-мастер, есть оружие. Кому-то арбалеты, кому-то пистолеты. Рыцарские латы, щиты и мечи — эхма!

— Я друзей не сдаю, — круглая, не осунувшаяся даже от больничного воздуха и рациона физиономия Буркина стала клюквенной. — Вы что, глухие? Не торгую, не продаю. И плевать мне на вашу статью уголовную, на ментовку вашу поганую. Вот костылики свои возьму, и везите меня куда хотите, слова больше не скажу!

— Ой, господи боже, какой же дурак! — простонала Марьяна. — Какой же идиот! Я или закричу сейчас, или же… Валенок чертов! Да пошел ты от меня знаешь куда? Она встала и вышла из палаты. Гнев ли душил ее, смех ли? Катя осталась наедине с Буркиным, его лежачими соседями и затихающими в радиоприемнике «конями».

— Чой-то она? — спросил удивленный Буркин. — Психанула?

— С такими, как ты, психанешь, — Катя остро погрозила ему пальцем. — Ты с ней осторожней смотри. Она, знаешь, месяца не прошло как из «горячей точки».

— Она? — Ее опера здешние стороной обходят, боятся. А ты… А стреляет она знаешь как? Не тебе чета — вот как. В тире тебе надо с малолетками упражняться, а ты на дуэль, — Катя покачала головой. — Ладно, герой иваныч, поправляйся, не кашляй. А в тюрьму не спеши. Там на геройство-то это твое наплевать всем с двадцать пятого этажа. А на парашу садиться хромому неудобно. Не с руки. Так что подлечи сначала свою ножку, а потом ори.

Понял?

— Э, девчонки! — Буркин забыл, кто перед ним, явно забеспокоился. — Эй, чего вы? Я что, не то что-то брякнул? Не то сказанул? Куда вы?

Катя, еле удерживая серьезную мину, вылетела в коридор. Марьяна стояла у окна.

— Все на лице написано, — сказала она. — Вот валенок, а? А туда же еще — противоречить, изворачиваться. А покраснел-то как — как свекла! Я пацанов не продаю, — передразнила она очень похоже. — Болван.

— Жалко его, — вступилась Катя. — Раненый он. Они с Мамонтовым оба какие-то…