Татьяна Степанова - Родео для прекрасных дам

— Она сказала — милиция подозревает тебя в убийстве отца, — голос Алины дрогнул, — тебя ведь вызывали.

— Меня вызывали… Конечно, меня вызывали… как свидетеля… Алина, как ты можешь? Как она может — твоя мать?! Вы что?

— Но ты же получил фирму. Ты теперь всему хозяин, — сказала Алина. — Мама говорит — убивает всегда тот, кому это больше всего выгодно.

— И ты ей поверила? Алина, не отворачивайся! — Орест Григорьевич схватил девушку за плечи и развернул к себе.

Странное, наверное, зрелище представляли они на пустынной дороге: криво, спешно припаркованная серебристая «Тойота», мигающая аварийной сигнализацией, и они — друг против друга. Проезжавший мимо на «Газели» шофер смотрел на них с нескрываемым удивлением.

— Пусти меня. Убери руки, — Алина произнесла это еле слышно. — Я ничего не знаю. Ничему я не верю. Но я обещала матери. Она плакала, на колени встала, и я… — Алина глянула на Ореста Григорьевича. — Я ей слово дала.

— А как же мы… наша любовь? — Орест Григорьевич сам почувствовал, что спросил глупость.

— Не знаю, — Алина пожала плечами. — Все равно когда-нибудь это закончилось бы. Ты женат, а я… Знаешь, девчонки говорили — в сексе надо с опытным начинать. Со взрослым мужиком, с женатым. Они говорили — такой сразу, с хода без раскачки все даст почувствовать. Самый кайф, — она смотрела на него с вызовом. — А потом уж можно и на какого-нибудь ровесника запасть. Не будешь чувствовать себя дурой.

— Дурой? — переспросил Орест Григорьевич. — Что ты несешь?

— Отпусти меня!

— Ты… Алина, послушай меня, выслушай!

— Пусти. Все кончено.

— Ты не знаешь, что я сделал ради тебя. На что пошел ради нас с тобой!

Алина посмотрела на него пытливо, по-взрослому. Повернулась и зашагала прочь. Орест Григорьевич догнал ее. Она снова вырвалась. Он снова догнал:

— Не уходи… Ну, пожалуйста… не бросай меня, Алина!

В самый патетический момент иной раз приходит на память какая-нибудь ерунда. Шаблон, заезженный штамп. Отчего? Почему? Мозг, что ли, так устроен? Олег Григорьевич схватил Алину за руку, рванул к себе. А перед глазами — точно петарда ухнула: сцена из «Бесприданницы» — «Так не доставайся же ты никому!». И пистолет вдруг привиделся — длинный такой, нелепый. Выстрел. Эхо. Жалобный женский крик.

Вечером Нателла Георгиевна встретилась с Зинаидой Александровной и Светланой Петровной в Москве на Тверской. На Тверской ничего не менялось годами — яркие огни рекламы, шум, людской поток, как лента, вливающийся в черный зев метро.

Они решили не сидеть этот вечер дома. Хороший был вечер, теплый, даже немного душный в преддверии наступающей летней жары. Зинаида Александровна предложила подругам на выбор — Большой театр: балет «Жизель», концерт Киркорова и концерт Погудина в Зале Чайковского. Вековечную «Жизель» подруги отвергли и остановились на Погудине. Билетов, естественно, никаких не было и в помине, решено было купить у перекупщиков с переплатой, благо перед началом концерта это совсем не сложно.

Купили. Места оказались приличные.

Светлана Петровна, по-вдовьему, была в черном костюме, но надела на себя почти все бриллианты, которые достались ей от матери и которые в оные годы покупал ей Авдюков.

Зинаида Александровна была в блузке и элегантных модных брюках. За суетой она не успела сделать в салоне красоты прическу: просто гладко зачесала волосы и собрала их на затылке заколкой.

Нателла Георгиевна была очень бледна, но держалась молодцом. Оделась она по уже укоренившейся привычке очень ярко и очень стильно. На нее обращали внимание.

Начало концерта немного задерживалось. Зинаида Александровна разглядывала до отказа заполненный зал.

— Надо же, — хмыкнула она.

— Что? — спросила Светлана Петровна.

— Опять одно бабье, — Зинаида Александровна покачала головой. — Просто наказанье.

Перед ними, за ними, слева, справа, наверху на балконе сидели зрители. Зрительницы. Женские головки были похожи на капустные кочаны на грядках. И все это скопище, все это царство — дамское счастье, женская доля, святое начало — все это копошилось, светилось, переливалось разноцветными красками, шушукалось, переговаривалось, шуршало обертками от шоколада, обмахивалось программками и самыми настоящими веерами, восхищалось, предвкушало, на время забывая обо всем на свете, кроме себя. Зрелище это было — такое зрелище в духоте переполненного зала, в смеси ароматов «Кензо» и «Живанши»! Искрящийся коктейль одиночества и безупречного маникюра, затянутых новыми бюстгальтерами бюстов, наскоро залеченного варикоза и опущений матки, высоких каблуков и несрезанных мозолей, алмазных серег, черных чулок, театральных сумочек, расшитых стразами, перламутровой пудры, словно пеплом, покрывающей лица, губы, сердца — источники тайных желаний.