Татьяна Степанова - Родео для прекрасных дам

— Поздно. Может, завтра?

— Нет, сейчас. Ну? — она повернула голову. — Что ты мне скажешь?

— Я… я очень хорошо отношусь к тебе, Наташа, — Орест Григорьевич опустился в кресло напротив. — Мне нелегко это говорить. Но выходит, что надо, пора сказать.

— Ты меня бросаешь?

— Нам надо расстаться. — Орест Григорьевич произнес это тихо, с усилием. Странно, вот сейчас, когда Алина не пришла и не позвонила, он совсем не был уверен в том, что им с женой действительно надо расстаться. Сегодня утром был в этом убежден и прошлой ночью, когда в каком-то исступлении любил Алину в постели гостиничного номера — был уверен стопроцентно. А сейчас нет. Но слово — птица. Вылетело, улетело…

— Ты это твердо решил? — спросила Нателла Георгиевна.

Что-то случилось с ее голосом.

— Я решил. Так получилось, Наташа. Ты не виновата ни в чем. Я виноват. Я полюбил другую. Очень полюбил. И не представляю жизни без нее, — Орест Григорьевич говорил и сам себе верил.

— А как же мы?

— Что мы?

— Мы с тобой? Наша жизнь? — Нателла Георгиевна заворочалась на диване.

— Наша жизнь это одно, и это в прошлом. — Орест Григорьевич старался не встречаться с ней взглядом. — Я ничего не могу поделать, Наташа. — В прошлом? Наша жизнь в прошлом? Все, что было между нами? Наш дом, наши отношения, наши привязанности, убеждения? Все, что мы делили с тобой пополам, что было единственным нашим достоянием?

— Наташа, я прошу, без сцен…

— Это не сцена, — в тоне Нателлы Георгиевны было удивление. — Ты сказал — все в прошлом. Я должна понять. Ты что же, хочешь прожить еще одну жизнь?

— Я не хочу, я… просто я устал. Я устал, Нателла! Я не могу, это продолжается уже двадцать восемь лет. Но ведь есть… есть что-то еще, понимаешь? Другое. Иное, — Орест Григорьевич покачал головой. — Я встретил другую женщину. Полюбил ее. Я хочу быть с ней. И поэтому мы с тобой должны расстаться.

— Да, да, — Нателла Георгиевна закивала, словно соглашаясь. — Да, да, да, я слышала. Это есть. Это сейчас стало даже модно. Одну половину жизни прожить с ровесницей. Делить с ней пополам все — невзгоды, юность, страхи, неудачи, надежды. Перекладывать на ее плечи свои промахи, проигрыши. Потом утвердиться, зацепиться с ее помощью за жизнь, высосать из нее все соки, как богомол, и в сорок девять лет начать все заново с чистого листа с другой — молодой. Девчонкой… Что же, ты добился всего, чего хотел, Орест. Даже фирма теперь целиком твоя. Ты всегда был не прочь ее заполучить. Я-то знаю, — Нателла Георгиевна усмехнулась. — Я все про тебя знаю. Ты для меня всегда был прозрачен. Ты всегда хотел всего. Вы всегда хотите всего целиком и сразу. Всего! И Авдюков тебе всегда мешал. Он тебя раздражал своим плебейством, своей грубостью. И вот теперь он тебе больше не мешает. Ни в чем. А я перестала тебе быть нужна. Я тоже стала мешать тебе. Я стала старой. Износилась, как тряпка. Теперь и меня можно выбросить в помойную яму.

— Нателла, перестань, прекрати.

— Я тебе не нужна, — повторила Нателла Георгиевна, смотря на экран, где изумленным взорам астронавтам явилась нездешняя планета — серая и безжизненная, как пустыня. — Мешаю тебе. Я это давно знаю, я ведь хотела уйти, устраниться.

— Нателла, ну я прошу тебя. — Голос Ореста Григорьевича был несчастным. — Это мученье какое-то — честное слово! Ты должна меня понять.

— Понять тебя?

— Ну а как же быть?

— А как же я, Орест? Что мне-то делать с собой? Что останется мне?

— Ты ни в чем не будешь нуждаться. Этот дом я оставлю тебе. А мы…

— Как ее зовут? — очень тихо спросила Нателла Георгиевна.

— Это не имеет никакого отношения к нам — ее имя, — Орест Григорьевич чувствовал себя словно в капкане.

— Почему ты не хочешь сказать, как ее зовут? Кто она?

— Нателла, ради бога!

— Ты думаешь, я ничего не знаю про вас? Про нее? — все так же тихо, но с угрозой спросила Нателла Георгиевна. — Ты… Во что ты превратился, кем ты стал?

— Никем я не стал. Я такой же, какой был прежде. Просто ситуация другая — я полюбил. Влюбился, понимаешь ты это или нет? Я не хотел этого, не добивался. Но так вышло. Это как болезнь, и я не свободен теперь. Не сво-бо-ден. Я прошу у тебя развода.

— А если я не дам тебе развода?

— А разве это в твоих силах дать или не дать? — просил Орест Григорьевич. Он поднялся с кресла. Разговор, по его мнению, был окончен.

— Не в моих силах? А, ты это имеешь в виду, да… А если я не захочу отдать тебя ей? — Нателла Георгиевна тоже встала. — Не захочу. — Нателла…