Михаил Зубавин - Дело о кониуме

Мать заведующего отделом коммунистического воспитания областной газеты (ныне гражданка Германии) Александра Исаковна Пейсова была женщиной предусмотрительной и хозяйственной. Когда общечеловеческое дело заставило ее свернуть с луговой дороги в кусты, она сразу приметила в маленьком болотце удивительную бутылку: пузатую, с закручивающейся пробкой, украшенную причудливой иностранной этикеткой, — в общем, идеальный сосуд для подсолнечного масла. Недолго думая, Александра Исаковна наступила на корягу, протянула руку к качающейся среди кувшинок посудине… Но вдруг забулькало, и из воды медленно выступило, облепленное ряской, сине-серое оплывшее лицо с тусклыми глазами. Всхлипнув, Пейсова осела на берег…

Когда Сергей Ершов был еще школьником, больше всего на свете он обожал читать книги о приключениях, путешествиях, тайнах. Результатом прочитанного стало следующее: Сережа возмечтал о трех вещах — выучить все человеческие языки, узнать все звездное небо и стать врачевателем всех болезней. Звезды Сергей изучал год, медицину отложил на будущее (сначала требовалось хотя бы закончить школу), а вот языки Ершов учил ежедневно, с шестого по десятый класс школы, в институте и даже по окончании оного.

Правда, пришлось Сереже освоить еще одно дело. Район их был шпанистым, дабы чувствовать себя полноценным человеком, мальчик обязан был уметь постоять за себя, и года три Ершов отдал тренировкам в зале боксеров.

Однако главный талант Ершова открылся лишь в тридцать лет, проявился он неожиданно, но определил всю его дальнейшую жизнь. К тому времени Ершов работал доцентом на кафедре иностранных языков университета, имел отдельную квартирку, считался преуспевающим молодым человеком, даже красавцем — крепкий, высокий, черноволосый, — короче, одним из завиднейших женихов города.

И вдруг все изменилось, это теперь, когда инженеры торгуют в палатках, врачи служат водителями, а бывшие учительницы отплясывают в варьете, разворот судьбы Сергея кажется тривиальным, но сколь необычным он выглядел тогда.

Все началось с того, что Петра Вербина арестовали на даче по обвинению в убийстве. Отец Ершова умер рано, мать много болела, и в детстве Сергей частенько гостил на даче у своего друга Петра, а потому хорошо знал всю семью Вербиных. Когда случилась беда, отец Петра плавал замполитом рыболовецкого траулера в районе Кубы, сестра жила в Болгарии, и мать одна металась по даче. Она обзвонила всех знакомых, просила об участии, помощи, в невиновности сына Вербина была уверена. Но происходило непонятное — все оказывались занятыми… Тогда-то и позвонила она Сергею. И вот в начале августа, когда до первого сентября оставалось больше трех недель, Ершов, захватив пару чистых рубашек, отправился на стоянку загородного автобуса.

Тот дачный поселочек, в котором обитали Вербины, со временем станет мозгом и штабом демократического движения, ибо проживали в нем партработники, профессора марксистских кафедр и высокопоставленные журналисты. Двухэтажные каменные дома тянулись вдоль единственной вымощенной мостовой, которая шла параллельно расположенному за полукилометровой лесополосой шоссе.

За дачами же начинался заливной луг со множеством ручейкюв, прудов и малоприметных болотец. Пользоваться лугом могли только дачники, поскольку их участки сплошной китайской стеной преграждали дорогу для посторонних. Жильцы той половины поселка, которая непосредственно примыкала к лугу, имели задние калитки, а для владельцев верхних домиков напротив комендантского здания был оставлен проход, огражденный стальной, запирающейся на ключ калиткой. Комендант жил в неказистом строении, примостившемся при въезде в поселок у выщербленной каменной арки с постоянно поднятым шлагбаумом.

Примерно месяц назад сын второго секретаря обкома Яковлева приехал в этот поселок с компанией однокурсников и исчез. Яковлева-отца в городе не было. Вернувшись через неделю, он организовал розыски сына, и вдруг неожиданно арестовали Петра Вербина.

На шоссе Ершов вылез из автобуса, свернул на съезд и вскоре подошел к знакомому саду. Тревога переполняла сердце Сергея, но что чувствовал бы он, знай, что с этого момента начинается новая часть его жизни.