Михаил Зубавин - Дело о кониуме

— Об этом весь поселок говорит. Его пилой зарубили, пол шеи выдрали.

— Даша, из той вашей команды кто-нибудь встретиться со мной не сможет?

— Каникулы… В городе только Алеша Оникин да Нина Дюлевич. Я могу позвонить им.

— Сделай милость.

Василий Ермолаев расхаживал по своему участку в заношенных синих трикотажных спортивных штанах с вытянутыми коленями и в старой, измазанной в краске гимнастерке. Лицо его покрывала полуседая клочкастая щетина, а короткие волосенки на макушке были смяты. В руках он крутил лопату. Высокий, угловатый Ермолаев воткнул штык в землю и окинул Ершова хмурым взглядом.

— Чего тебе?

— Извините, Василий Григорьевич, я друг Петра Вербина, некий Ершов. Может, помните?

— Сергей?

— Да.

— Помню, как вы тут с Гришкой моим собак гоняли. Не ты ли мне чуть гараж тогда не сжег?

— Курить учились, — потупился Ершов.

— Мордоворот. А что пришел, опять учиться курить?

— Знаете, у Вербиных беда случилась, так я сейчас у них живу. Валентина Михайловна просила вам пробку передать.

— Заходи. Хорошая она женщина. У нее беспокойство, а она о долге вспомнила. — Ермолаев говорил медленно, брезгливо сморщивая губы. — А что Петьку арестовали — не беда, арестовали — не убили, посидит да выйдет.

— А если засудят и расстреляют?

Ермолаев отмахнулся:

— Это с чего ж?

— Да мало ли таких случаев? — не унимался Ершов.

— Такого быть не должно, — задумчиво протянул Василий Григорьевич. — Он парень неплохой. Здоровался всегда. Правда, работяга неважный. Да и отец у него такой, сейчас же лето, на огороде самые дела, а он в каких-то командировках развлекается. Не понимаю, как так можно?

Мало, мало ©сталось работников, одна гнилая интеллигенция. Я вот еще мальчишкой в ФЗУ поступил, до полковников потом дослужился, пенсионер, но все равно работаю. И Гришка у меня такой рос, все делать умел, и плотничал, и слесарничал, был бы он жив, не тащил бы я все один. А дочь? За кого она вышла замуж? За паразита, ученый он, видите ли, наукой занимается, а как сюда приедет, так только спит. Мать спину от прополки разогнуть не может, а ему хоть бы хны, сидит на веранде, статейки пишет. Не понимаю. Я сколько раз ему объяснял, что дача для того, чтобы на ней работать. Но попробуй втолкуй такому мордовороту. Неправильно вас всех воспитали. Одна гулянка у вас на уме, трудиться вы не умеете, авторитет не уважаете.

Ответ так и вертелся на языке у Ершова, но он понял, что ничего у Ермолаева узнать не сможет, только разругается, и вежливо раскланялся.

Вечером Вера Михайловна рассказывала Ершову о допросе:

— Следователь смотрит на меня, как на ненормальную. Я объясняю ему, что Петя не может быть убийцей. Он кивает: «А что вы волнуетесь, раз не он убил. К чему тревожиться?.. Разберемся, отпустим». Сын в тюрьме, а мне не тревожиться. Говорю ему: «Освободите, потом разбирайтесь». Он лишь: «Ха-ха-ха». А бедный Петенька с уголовниками, на нарах, голодный, несчастный. Завтра передачу отнесу, разрешили.

— А о чем они вас спрашивали?

— И о том, как он в школе учился, и почему вышел из комсомола, и не говорил ли плохого о партии, не курил ли наркотиков, не падал ли в обмороки, не пил ли ежедневно?.. То ли они из Петеньки решили политического убийцу сделать, то ли неполноценного, сумасшедшего.

— Дело… — задумчиво произнес Ершов.

На следующее утро Сергей поехал на работу к своему новому знакомому, профессору медицины Иерихону Антоновичу Быченко.

Сейчас это трудно представить, но в описываемое время многие (а уж преподаватели вузов тем более) обязаны были заниматься так называемой «общественной работой». Случилось, что Сергей оказался членом ревизионной комиссии профсоюза. Тогда магазины стояли пустые, спекулянты и жулики, хотя уже и разбогатели, но еще боялись милиции, зато профсоюзы распределяли квартиры, машины, холодильники, телевизоры, видеомагнитофоны, одежду и продукты. Сергей Ершов не был общественником, его вынудили, но, приступив к ревизии, он допустил роковую ошибку. Сергей не был глуп, однако верил в порядочность людей, в справедливость. Вам трудно представить себе такое? К сожалению, это правда. Ершов вместо того, чтобы посчитать сумму профсоюзных взносов, а затем доложить на собрании, что она не пропита, начал, бедняга, изучать, что в профсоюз поступило, кому досталось. А государственный университет — это вам не местечковая лавочка… Если б знали вы, сколько добра в него поступало…