Лесли Чартерс - Вендетта для Святого. Тихо как тень. Этрусская сеть

За дверьми снова раздались шаги и послышался металлический скрежет ключа в замке. Если он вообще собирался отсюда сматываться, оставался, пожалуй, последний шанс.

Он развернулся, соскользнул с подоконника и повис, удерживаясь только кончиками пальцев. Потом ухватил одной рукой самодельный канат и постепенно перенес на него вес тела, проверяя прочность. Старый брезент растянулся, но не разорвался; теперь главным желанием Симона стало как можно скорее расстаться со своим канатом, поэтому, спускаясь со скоростью циркового акробата, он старался избегать рывков, которые могли бы превысить предел прочности сомнительного спасательного средства.

Он был на середине спуска, когда в окне над ним показались вытаращенные глаза, и еще на два ярда ниже, когда потрясение оформилось в слова:

— Че коза фаи? [14] Che cosa fai? (итал.) — Что вы делаете? (Примеч. пер.)

Учитывая, что человек, задавший подобный вопрос, в этих обстоятельствах не мог всерьез ожидать ответа, Симон вопрос проигнорировал и стал еще больше внимания уделять своим гимнастическим упражнениям. Он смотрел вниз, когда человек наверху вынул револьвер, и узнал об этом, только услышав грохот выстрела и визг пули, срикошетившей от стены возле головы. Нужны были железные нервы и стальное самообладание, чтобы не нарушить ровного ритма спуска, но Симон был больше обеспокоен прочностью каната, чем квалификацией стрелка наверху.

Потом он услышал голос Аля Дестамио, громко препиравшегося со стрелком. Ему показалось, что Аль не желает дальнейшей стрельбы, но причины этого не могли его слишком обрадовать. Пока они спорили, Симон съехал еще ниже и повис на конце каната. Судорожно сжимая его в руках, он взглянул вниз и увидел, что его ноги еще на целый метр не достигают основания стены, фундамент которой начинался в полуметре от края скалы. Ниже этого края стена круто падала вниз под углом градусов в восемьдесят, и высота этого обрыва была достаточна, чтобы раскрыть парашют, об отсутствии которого Симон в этот миг горько пожалел. Тем более что спор в окне над ним очевидно разрешился компромиссом, поскольку кто-то начал отчаянно трясти и дергать его единственную опору. Ничего не оставалось, как рискнуть еще раз. Он разжал руки и прыгнул…

Приземлился мягко, на пальцы, согнув колени, чтобы погасить инерцию. Обломки и мусор скатились в обрыв, но скала оказалась достаточно прочной. Он чуть отдохнул, прижавшись к гладкой стене здания и завидуя осьминогам с присосками на щупальцах.

На расстоянии двадцати шагов справа от него был поворот за угол. Добравшись туда, он мог определить свои дальнейшие шаги в зависимости от того, какие там откроются возможности. Далее его план не распространялся, и, как оказалось, не зря. Один из охранников, видимо, уже находившийся снаружи, услышав выстрелы, высунулся из-за того угла, к которому направлялся своим опасным маршрутом Симон.

— Буон джорно [15] Buon giomo (итал.) — здравствуйте, добрый день. (Примеч. пер.) , — сказал Святой с максимальной убедительностью. — Скажите, я здесь пройду в ванную?

Реакция была столь же ясной и недвусмысленной, как трюк с замедленной съемкой в немых фильмах. Отвисшая челюсть охранника превратила его удивленный рот в подобие вытянутого «о», демонстрируя интересную коллекцию золотых зубов вперемежку с почерневшими корнями их менее привлекательных соседей, которым еще не подошла очередь укрыться золотом.

— Че коза фаи?

— Эббене [16] Ebbene (итал.) — здесь: все в порядке. (Примеч. пер.) , — ответил он, осторожно опускаясь на одно колено, другую ногу он опустил в обрыв, нащупывая опору. — Знаете, были жалобы на фундамент этого замка. Нельзя, чтобы конец дона Паскуале наступил раньше времени от того, что комната, в которой он лежит больной, обвалилась под ним. Поэтому меня вызвали для проверки состояния кладки. Мы подозреваем грунтовые воды. Вы считаете это правдоподобным?

Мнение его слушателя, который в тупом оцепенении стоял как загипнотизированный, пока Святой до подбородка не исчез под скальным выступом, так и осталось неизвестным, потому что тот отлетел назад и вместо него появился человек, стрелявший из окна наверху.

— Назад! — закричал он с идиотской самоуверенностью, одновременно пытаясь прицелиться.

— Очень жаль, но мой профсоюз разрешает мне только спускаться вниз. Если вы хотите, чтобы я поднимался, придется вам обеспечить лифт.

Этот рассудительный ответ не остудил запала стрелка, но у того возникли дополнительные трудности, вытекавшие из возникшего положения. Пропасть начиналась прямо у его ног, а цоколь здания с правой стороны почти смыкался с ее краем. Будь это с противоположной стороны или будь он левшой, не было бы ничего проще, как высунуть голову и руку с револьвером за угол дома и стрелять. Но, привыкнув пользоваться правой рукой, он не мог как следует прицелиться, так как не было места, чтобы сделать шаг за угол, просто было некуда поставить ногу. Он пробовал несколько раз пальнуть без опоры, выгнув наружу руку в запястье, но, разумеется, промазал, а отдача едва не лишила его неустойчивого равновесия на краю пропасти. Тогда Симон бросился по вертикальной стене с неожиданной ловкостью, сделавшей бы честь и покорителям Эвереста. Он в свое время немного занимался скалолазанием, так же как и любым другим необходимым видом спорта, но никогда не считал себя настоящим альпинистом. Высокооктановый адреналин был единственным горючим, двигавшим Святым, распластавшимся как паук на почти отвесной стене. Пальцами ног он нащупывал неровности, дающие хоть малейшую возможность для упора, пальцами рук цеплялся за выбоины и трещины, которые в этом неуступчивом камне могли образовать только столетия воздействия атмосферных осадков.