Кэрол Дуглас - Красный замок

– Будет сделано, – сказала я мрачно.

Из разговора вытекало, что Ирен, я и мистер Холмс вскоре непременно должны встретиться для обмена мнениями и вещественными доказательствами по делу, ужасные обстоятельства которого вызывали желание немедленно их забыть их все до последней мелочи.

Да, как жесток мир: в нем Квентин превратился в загадку, которую я не надеялась не то что разгадать, а даже увидеть вновь, между тем как Шерлок Холмс стал нашим партнером.

И тогда я вспомнила самый яркий момент в водовороте событий, навсегда изменивших мою жизнь. Посреди побоища, которое мне пришлось против желания наблюдать, чистый голос Ирен запел простой старый гимн, сочиненный бывшим грешником: «О, благодать».

Мне оставалось только надеяться, что благодать прольет свой свет и на меня, пока время уводит нас все дальше и дальше от пучин ада, живущего в изломанных умах и сердцах.

Наконец-то закончена моя кропотливая работа составительницы, и я могу свободно цитировать желтую тетрадь Татьяны, не опасаясь выдать ошеломляющую правду, потому что теперь она лежит как на ладони, ожидая изучения и, вероятно, обсуждения читателями всего мира.

Личность Медведя – а слово «медведь» часто используется русскими как уменьшительно-ласкательное – должна быть очевидна любому, даже поверхностному знатоку истории. Это не кто иной, как молодой Григорий Ефимович Распутин, тот самый «юродивый монах», чье влияние на последнего русского царя Николая II и его супругу Александру сыграло немалую роль в их падении и гибели.

Через двадцать с небольшим лет после событий данной книги могучее темное обаяние Распутина сделает его доверенным лицом императорской четы, не в последнюю очередь благодаря его умению справляться с гемофилией, которой был подвержен юный наследник престола. Григорий станет самым влиятельным человеком в стране и ключевой фигурой в кровавом распаде империи и русской революции, завершающей драматическую цепочку, начавшуюся американской и французской революциями в конце восемнадцатого столетия. Затем последуют почти восемьдесят лет господства социалистов в России и холодная война двадцатого века.

Распутин в свой звездный час в Санкт-Петербурге будет более зрелым и знаменитым, но в некоторых аспектах все таким же диким человеком. Сохранится его неутолимая жажда алкоголя и женщин. Он сможет позволить себе публично раздевать аристократок, будет заставлять девушек спать с ним, чтобы убедиться в их и своей воле к воздержанию с единственным результатом – отрицательным. Огромный размер его мужского достоинства станет предметом столь широкой огласки, что, будучи остановлен на улице за дебоширство, он заведет привычку расстегивать штаны и демонстрировать пенис вместо удостоверения личности. Он будет водиться с цыганами и впадать в буйство от их музыки, танцуя до потери сознания. Годы лишь усилят дар Распутина, начиная необычной силой личности и заканчивая невероятной живучестью, благодаря которой убийцы едва не потерпели фиаско, даже отравив, застрелив, заколов и утопив его в реке в декабре 1916 года.

В нем сочеталось несочетаемое. Всякий, кто знает историю жизни Григория Распутина, поймет, почему его называли святым чертом. Так враги поименовали книгу о нем еще при его жизни. Он не был монахом, но следовал христианским религиозным традициям, хотя пользовался более примитивными приемами внушения, как шаман, ведь его сибирские соотечественники мало отличаются от американских индейцев, обитающих на мерзлых побережьях Берингова пролива, где Россия и Аляска почти касаются друг друга цепочкой обледенелых островов, одновременно разделяющих и соединяющих две страны. Христианство же, попав в суровый сибирский климат, дало множество странных ростков.

Татьяна, несомненно, почувствовала политический потенциал Распутина и поощряла излишества подопечного, возможно затем, чтобы впредь получить власть над ним. Очевидно также, что она восторгалась его талантом ко злу во имя добра. Читая о ее взаимодействии с молодым Распутиным, понимаешь, что она, как и Крафт-Эбинг, надеялась узнать больше о человечестве, наблюдая за наиболее аномальными членами общества. Однако, в отличие от Крафт-Эбинга, русская шпионка не использовала научные методы и в итоге скатилась к манипуляциям и вуайеризму.