Росс Томас: Смерть в Сингапуре [сборник]

Миссис Фрэнсис Уинго, директор музея Култера, не поднялась мне навстречу из-за стола, формой похожего на бумеранг. На нем стояли две страшноватые африканские статуэтки высотой в девять дюймов и телефонный модуль как минимум с тремя дюжинами кнопок. Из окна за ее спиной открывался вид на Капитолий, который выглядел не более реальным, чем в сотнях фильмов с вашингтонскими сценами, в которых Капитолий виден из каждого окна, даже если человек работает в подвале Пентагона в Виргинии. Размерами такой кабинет мог бы подойти заместителю министра или одному из лидеров палаты представителей. Не забыли даже про камин, около которого сгруппировались несколько кожаных кресел и диван. Среди картин, развешанных по стенам, я узнал принадлежащую кисти Клее [5] Клее, Пауль (1879–1940) — швейцарский живописец, график. Один из лидеров экспрессионизма. и искренне пожалел о том, что рядовые посетители музея лишены возможности увидеть ее.

— Я меняю картины каждую неделю, мистер Сент-Ив. — Фрэнсис Уинго, должно быть, читала мысли. — Наши посетители видят все, что у нас есть. Пожалуйста, присядьте.

Я опустился в удобное кожаное кресло. Пепельницы не на-шел, но Фрэнсис Уинго выдвинула ящик стола, достала и поставила передо мной синее керамическое блюдце. Я, однако, решил воздержаться от сигареты. Передо мной сидела женщина лет тридцати плюс-минус два или три года, высокого роста, если не подкладывала под себя подушки, в коричневом шерстяном платье, с чуть настороженным выражением лица, свойственным чиновникам женского пола, достигшим верхней ступени иерархической лестницы в относительно юном возрасте. После тридцати пяти лет их лица каменели в непреклонной решимости. Черные волосы она стригла коротко, даже чрезмерно коротко, и на мгновение я подумал, а не активная ли она лесбиянка, но ее глаза, большие ласковые карие глаза подсказали, что это не так. Носик чуть загибался кверху, и она не делала попыток скрыть веснушки, рассыпанные по переносице. Не портил картины и широкий рот. Фрэнсис Уинго, подвел я итог, далеко не красавица, но лицо у нее интересное, и на него приятно смотреть не только после коктейлей, но и за завтраком.

— У вас прекрасные рекомендации, — сообщила мне миссис Уинго.

— И кто же отрекомендовал меня?

— Ваш мистер Грин и те, кто украл щит.

— Как я понял, они лишь попросили обратиться ко мне.

— Не просто попросили. Настаивали.

— Даже не знаю, радоваться мне или огорчаться.

Она выдвинула другой ящик, достала неоточенный карандаш и начала постукивать ластиком по гладкой поверхности стола.

— Сенатор Кихоул из нашего исполнительного комитета также весьма лестно отозвался о вас.

— Потому что я писал о нем весьма лестные статьи, — пояснил я. — Давным-давно.

— Четыре года назад, — уточнила миссис Уинго, все еще постукивая карандашом по столу. — Перед тем, как закрылась ваша газета. Я удивлена, что вы забросили журналистику. Ваши материалы отличались своеобразием.

— Число газет ограничено. Особенно в Нью-Йорке.

— А за его пределами?

— За его пределами посчитали, что мои гонорары слишком высоки.

Она глянула на часы, которые носила на правом запястье.

— Остальные, должно быть, уже собрались в столовой. Все вопросы вы зададите после ленча. Идет?

— Как вам будет угодно.

Мы встали, и я отметил, что она действительно высокая, пять футов плюс восемь или девять дюймов [6] Более 170 см. . Свободный покрой платья не скрывал достоинств ее фигуры. Я последовал за ней к двери, не преминув восхититься покачиванием ее бедер и плавностью походки. Да и затянутые в нейлон ноги могли бы выдержать конкуренцию на конкурсе красоты.

Фрэнсис Уинго остановилась у двери, повернулась ко мне и во взгляде ее мелькнула искорка интереса, словно она увидела неординарную акварель и подумала, а почему бы не приобрести ее.

— Позвольте задать вам один вопрос, мистер Сент-Ив.

— Если смогу, обязательно отвечу.

— Заполняя декларацию о полученных доходах для налогового управления, что вы пишете в графе профессия?

— Посредник.

— Это ваше основное занятие?

— Да. Именно этим я и занимаюсь.

Все началось совершенно случайно четыре года назад, как раз перед тем, как закрылась газета, в которой я работал. Причинами тому послужила длительная забастовка, неудачное изменение названия и некомпетентное руководство. Я вел колонку, появлявшуюся в газете пять раз в неделю, в которой писал о нью-йоркцах, богатых, среднего достатка и бедняках, чем-либо привлекших мое внимание. В силу каких-то особенностей моего характера людям нравилось говорить со мной, а умение выслушать и застенографировать их слова вкупе привели к тому, что моя колонка пользовалась немалым успехом. Благодаря ей мне удалось познакомиться со многими странными личностями, а одно время ходили разговоры, чтобы перепечатывать ее в провинциальных газетах. Дальше разговоров, правда, дело не пошло.