Росс Томас - Смерть в Сингапуре [сборник]

— Если я должен платить на две сотни больше, получается тысяча в месяц, так?

— Так.

— Тогда мне нужны деньги.

Майрон Грин кивнул и провел рукой по каштановым волосам, чуть более длинным, чем должно носить преуспевающему адвокату.

— Расскажи мне о щите.

Майрон Грин сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил конверт.

— Я продиктовал это вчера, после того, как не смог дозвониться до тебя, — он положил конверт на раковину. — Я не знал, дома ли ты. Если б я тебя не застал, то подсунул бы конверт под дверь.

— Так почему бы тебе не рассказать о щите, раз уж я здесь?

Он взглянул на часы, золотой хронометр, показывающий время не только в Нью-Йорке, но, должно быть, и в Шанхае.

— Я вообще-то тороплюсь.

— Я тоже.

Майрон Грин пренебрежительно дернул щекой. Куда, по его мнению, мог торопиться человек, играющий в карты в середине дня.

— Коротко, — попросил я.

— Хорошо, — смирился он. — Коротко. Но тут все написано, — он взял конверт с раковины и протянул мне.

— Я прочту, когда закончится игра, — пообещал я.

— Если сможешь выкроить несколько свободных минут, — саркастические реплики Грину не удавались.

— Коротко, — повторил я.

— Ладно. Два дня назад, то есть в четверг, так?

— В четверг, — подтвердил я.

— В четверг в музее Култера в Вашингтоне открылась двухмесячная выставка произведений африканского искусства. Она чуть ли не год путешествовала по свету — Рим, Франкфурт, Париж, Лондон, Москва и наконец Вашингтон. В день открытия, точнее, ночью с четверга на пятницу, из музея украли самый ценный экспонат. Один-единственный. Бронзовый щит диаметром в ярд, сработанный семьсот или восемьсот лет назад. А может, еще более древний. Во всяком случае, щит этот бесценный, но воры готовы возвратить его за двести пятьдесят тысяч долларов при условии, что переговоры будешь вести ты. Руководство музея вышло на меня, поэтому, собственно, я и пытался найти тебя. С ценой музей согласен, — Майрон Грин встал и еще раз посмотрел на часы. — Я действительно опаздываю, — он указал на конверт, который я держал в руках. — Там все написано.

— Ладно. Я прочту после игры.

— Ты в выигрыше? — спросил он, и я знал, что он надеется услышать отрицательный ответ.

— Да.

— Много? — как и все адвокаты, Майрон Грин отличался дотошностью.

— Не знаю. Что-то около шести сотен.

— Так много?

— Да. Не хочешь ли составить нам компанию?

Майрон Грин двинулся к двери, к детям, жене, дому в Дариэне, дачному коттеджу в Кеннебанкпорте, койторе на Мэдисон-авеню.

— Пожалуй, что нет. Во всяком случае, не сегодня. Мне давно пора уходить. Вы играете постоянно?

— Более-менее. Нас человек пятнадцать, но одновременно могут собраться лишь пять-шесть. Так что состав постоянно меняется. Пойдем, я представлю тебя.

— Мне кажется…

— Пойдем, пойдем.

Ранее он встречался со всеми. С Генри Найтом, исполнявшим главную роль в пьесе, которая шла уже четырнадцать недель, несмотря на безразличие, если не сказать враждебность, критики. Сорокадвухлетний Найт, занятый еще и в дневном спектакле, соглашался с критиками и рассматривал еженедельный чек, как подарок судьбы. Деньги он тратил так же быстро, как и получал, покер аккурат принадлежал к таким способам расходования наличных, причем не сопровождался неприятными последствиями вроде похмелья. Найт проигрывал примерно две сотни долларов, когда Майрон Грин похвалил пьесу, в которой он играл главную роль.

— Чтобы создать этот удивительный шматок дерьма, потребовались усилия множества талантливых людей, — отреагировал Найт.

Встречался Майрон Грин и с Джонни Паризи, недавно условно освобожденным из Синг-Синга, где отбывал наказание за непреднамеренное убийство. Срок он получил небольшой, потому что основную работу выполнили братья Дуччи, а он, по собственным словам, был на подхвате. В молодости Паризи играл в баскетбол и даже выступал за сборную какого-то маленького колледжа в Пенсильвании. И в тридцать пять лет он сохранил стройную фигуру и, разумеется, рост шесть футов плюс пять дюймов [2] За 190 см. . Из его рта постоянно торчал длинный янтарный мундштук, даже когда он не курил, и говорил он, не разжимая зубов, столь невнятно, что мне приходилось часто его переспрашивать. Он проигрывал четыре сотни, добрая часть которых перекочевала к мужчине, сидевшему слева от него и имевшему полное право арестовать Паризи за нарушение положений условного освобождения. Я имею в виду лейтенанта Кеннета Огдена из полиции нравов, которого иногда называли Огден-картежник. Никто не задавался вопросом, откуда у Ощена деньги, чтобы играть по нашим ставкам, хотя некоторые утверждали, что зелененькие водятся у его жены. Если последнее соответствовало действительности, то Огден обходился этой даме в кругленькую сумму. Лет пятидесяти с небольшим, Огден выглядел старше, а одевался лучше, чем Найт или Паризи, считавшиеся щеголями в соответствующих кругах. Паризи пробормотал что-то непонятное, когда я представил Грина. Ощен буркнул: Привет, продолжая тасовать карты.