Жорж Сименон - Человек по кличке Мышь

— Был в Будапеште и не встретился?

— Да!

— Но почему?

— Он передумал встречаться. Теперь вы довольны?

— Еще один вопрос. Как давно вы являетесь любовницей господина Мюллера?

Женщина с достоинством поднялась с кресла, медленно подошла к столу и, небрежно повернувшись спиной к инспектору, плеснула себе в стакан спиртное.

— Я была его невестой, — проговорила она, нарочито растягивая слова и многозначительно сделав ударение на слове «была».

Ее эскапады раздражали инспектора настолько, что он не удержался от язвительной реплики:

— Может быть, в Венгрии слова любовница и невеста означают одно и то же. Но у нас… Впрочем, идем дальше. Как долго вы были его невестой?

— Год.

— Вы поддерживали тесные отношения одновременно с двумя мужчинами?

— Вы хотите спросить, спала ли я с ними обоими?

— Я хочу спросить, были ли ваши отношения с этими господами настолько доверительными, что вы могли в любое время дня и ночи зайти к ним в номер без стука или даже присутствовать при их обсуждении каких-то деловых вопросов.

— Нет!

— То есть, дела они предпочитали решать без вас?

— Лоём вообще никогда не говорил о делах на людях!

— Тогда почему вы обвиняете Фридриха Мюллера в предумышленном убийстве шефа?

— Потому!!!

— Потому, что?

— Потому что он вполне способен на убийство.

— И это все?

— Потому что ему не оставалось ничего иного! И на этом все! Точка! Больше я не скажу вам ни слова, ясно? Я устала, и с меня довольно! А если вы не оставите меня в покое, то я немедленно позвоню в наше представительство и свяжусь с самим послом.

Мадемуазель снова привела себя в состояние крайнего возбуждения, как это было вчера, когда она закатила истерику в холле отеля.

— Никогда не думала, что французская полиция ведет себя так бесцеремонно. Где же ваша пресловутая галантность?

— Прошу прощения! — поспешил отступить на заданные позиции старший инспектор Люка. — Впрочем, если передумаете и захотите добавить к сказанному что-то еще, то я всегда к вашим услугам. Меня легко найти в Управлении криминальной полиции. Впрочем, если вы в дальнейшем захотите общаться уже непосредственно со следователем, то я тоже не стану возражать.

— Мне больше нечего добавить. Тем более что, судя по всему, вы не собираетесь арестовывать Мюллера.

Люка молча поклонился и направился к выходу, замешкавшись на пару секунд возле дверей в надежде, что мадемуазель Дора передумает и продолжит разговор. Но строптивая венгерка хранила молчание.

— Спокойной ночи, мадемуазель Дора.

— Убирайтесь ко всем чертям! — выкрикнула та в ярости, и лишь легкий иностранный акцент несколько скрасил грубость пожелания.

— Завтра сами все увидите! — хвастливо вещал старик, лежа на своем привычном топчане в отделении полиции возле Гранд-опера. — Моя фотография будет на первых полосах всех утренних газет!

Мышь появился в участке с видом заправской кинозвезды. Он ни минуты не сомневался, что там уже наслышаны о его последних подвигах. Но заметив угрюмое лицо инспектора Логно, сидевшего, по своему обыкновению, в углу комнаты, старик немедленно свернул представление, оставив большую часть заготовленных реприз для сокамерников.

— Добрый вечер, инспектор! — вежливо поздоровался он, проходя мимо, но ответа так и не дождался.

Он лежал уже второй час, а сон все не шел. И это несмотря на две бутылки вина, которые он предусмотрительно осушил в конце дня. В камере напротив дрыхла какая-то проститутка. Она крепко спала, прислонившись спиной к стене и уронив голову на грудь. В темноте поблескивали ее светлые шелковые чулки.

Потом к нему в камеру привели какого-то поляка, и Мышь даже поначалу обрадовался, что у него, наконец, появился слушатель.

— Да ты знаешь, кто я? — тут же распушил он хвост перед соседом. — Наверняка не знаешь! Ты же чужак! Меня зовут Мышь! Все журналисты обращались ко мне именно так: месье Мышь. Завтра сам увидишь мою фотографию в газетах.

Поляк был сильно простужен и смотрел на старика с затравленным выражением лица. Вполне возможно, он плохо понимал, о чем тот говорит.

— Этот старший инспектор очень самоуверенный тип! Думает, он сумеет расколоть меня в два счета! Не тут-то было! Я ему так прямо и сказал: «Прошу прощения, инспектор! Но я не веду доверительных разговоров с людьми, которых не знаю!»

Обычно, рассказывая свои небылицы, старик, в конце концов, и сам начинал им верить. Но старший инспектор Люка оказался ему явно не по зубам. Он отлично понимал это и страшно злился на весь белый свет.