Жорж Сименон: Человек из Лондона

Бывает, что оказавшись в гуще событий, этого не ощущаешь: тебе кажется, будто жизнь по-прежнему идет своим чередом, и лишь после неожиданного потрясения ты начинаешь понимать, что прожитые часы были чем-то из ряда вон выходящим, и тогда стараешься отыскать потерянную нить происходящего, собрать воедино разрозненные воспоминания.

Почему в тот вечер Малуэн вышел из дома в плохом настроении? Поужинали как обычно, в семь вечера. Ели жареную селедку, был сезон ее лова. Маленький Эрнест поел аккуратно, не перепачкался.

Малуэн припомнил, что жена сказала:

— Недавно забегала Анриетта.

— Опять?

Если девчонка находится в услужении в том же городе, почти в том же квартале, это вовсе не значит, что она должна под любым предлогом забегать домой. Да и приходит она только затем, чтобы пожаловаться: что-то не так сказал г-н Лене, что-то наговорила г-жа Лене.

«Хорошо, если бы освободилось место у аптекаря, — подумал Малуэн, — там все-таки лучше, чем у мясника».

Все это было не так ук и важно, но Малуэн ушел из дома не в духе. Впрочем, это не помешало ему, как обычно, прихватить голубой эмалированный бидончик с кофе и сандвичи с колбасой, приготовленные женой.

Каждый вечер он уходил в одно и то же время, точно без шести восемь. Дом его, как и два-три других, стоял наверху скалы, и, выйдя за порог, Малуэн видел внизу море, длинную линию портовой набережной, а еще левее — гавань и город Дьепп. Но так как был разгар зимы, весь ландшафт в этот час состоял из огней: красных и зеленых огней причалов, белых, отсвечивающих в воде, огней набережной, и далее виднелось скопище огней города.

«Туман не так уж густ», — отметил про себя Малуэн.

Последние четыре дня туман был таким плотным, что прохожие на улицах буквально натыкались друг на друга.

Малуэн спустился по крутой тропе, свернул налево и направился к мосту. Без двух минут восемь прошел мимо морского вокзала, без одной минуты восемь начал подниматься по железной лестнице, ведущей на самую высокую площадку.

Он работал стрелочником. Но в отличие от других стрелочников, чьи будки стоят в стороне от городской суеты, разбросанные среди путей, железнодорожных насыпей и семафоров, будка Малуэна находилась в городе.

Даже в самом сердце его. Дело в том, что это был не обычный вокзал, а морской.

Суда, прибывающие из Англии дважды в сутки — в час дня и в двенадцать ночи, — швартовались прямо к набережной. Парижский скорый, покидая железнодорожный вокзал на другом конце Дьеппа, проходил по улицам, словно трамвай, и останавливался в нескольких метрах от судна.

Всего пять подъездных путей, никаких оград и насыпей, ничего, что отделяло бы мир рельсов от остального мира.

Поднявшись на тридцать две ступеньки, Малуэн оказался у стеклянной будки, где, застегивая пальто, уже ждал его сменщик.

— Все в порядке?

— В порядке. На второй путь прибывают четыре рефрижератора.

Малуэн не обратил внимания на это сообщение. А между тем ему предстояло навсегда запомнить малейшие подробности той ночи. На его коллеге было шерстяное кашне, и Малуэн подумал, что попросит жену связать ему такое же, но более темное, поскромнее. Он набил первую по счету трубку и положил кисет с табаком на стол возле пузырька фиолетовых чернил.

Это было и впрямь приятное местечко, лучший наблюдательный пункт во всем городе. На рейде виднелись огни двух траулеров, которые вернутся в порт с началом прилива. На суше, неподалеку от крытого рынка, сверкало огнями кафе «Швейцария», за ним тянулась вереница освещенных витрин.

А поблизости было темно и тихо, закрытые окна и двери, если не считать разноцветную дверь кабаре «Мулен-Руж», куда только что прошли музыканты. Малуэн знал, что примерно до десяти они будут играть в пустом зале — первые клиенты приходили только к этому часу.

Но играть все равно будут, как и будут стоять на своих местах официанты.

Чугунная печурка раскалилась докрасна. Малуэн поставил на нее бидончик с кофе, открыл шкафчик, достал бутылку водки.

Вот уже тридцать лет он проделывает одно и то же, в том же месте, в то же время.

В девять часов он открыл путь четырем рефрижераторам, затем самоходному крану, который возвратился на вокзал. В десять увидел, что свет в его доме на скале погас, а у Бернаров еще горит — они никогда не ложатся раньше одиннадцати.

Как всегда, Малуэн заметил на темном горизонте огни судна из Ньюхейвена. И сразу вокруг его будки появились признаки жизни. Не спеша прошли четверо дежурных таможенников, затем показались носильщики, буфетчик, таксист, и вместе с первым пароходным гудком вся набережная засверкала, как во время праздничной иллюминации.