Стенли Эллин - Случай для психиатра. Легкая добыча. Одержимость кровью

Я пользуюсь шансом и прошмыгиваю к дверям, стараясь при этом не задеть ее. Я открываю дверь, пытаюсь улизнуть, на мгновение задерживаюсь, думая, что она еще чем-то меня напугает, но со мной у нее все кончено.

— Пока достаточно, — говорит доктор Эрнст.

— Травмирован, — шепчет Ирвин Гольд с задумчивым видом. — Травма. Травмирующий случай…

Он поворачивается к психиатру.

— Что вы думаете о подобной системе защиты? Несколько простодушный ребенок сталкивается с травмирующим случаем. Да?

— Конечно. Вне всякого сомнения, это и есть подобный случай. А говоря по-научному, этот мальчик — имбецил.

— Точно. И в действительности ребенок — отец мужчины.

Медик вздергивает брови.

— Правда?

— Естественно, господин председатель. В противном случае, откуда столько сведений о каждом из нас со дня рождения? Когда Питер Хаббен достигнет половой зрелости, мы сможем отбросить его дело и сказать ему, что все начинается с нуля? Так всегда в этом мире. Что до зрелого возраста, он теряет голову, и мы возвращаемся назад.

— Куда это вы клоните, мэтр?

— Просто обращаю внимание на факт, что это Питер Хаббен-ребенок ответствен за преступление, в котором обвиняется Питер Хаббен-взрослый, следовательно, ребенок и должен быть приговорен, а приговор приведен в исполнение.

Неужели этот клоун говорит всерьез? Я восклицаю:

— Но все можно повернуть и другим боком, Гольд, гроб должен быть моего размера, не так ли?

Боже! Серьезен ли он!

— Послушайте, Хаббен, когда ваше дело передадут Николасу, вы будете фигурировать там как убийца-психопат, сексуальный маньяк, хотите вы того или нет. Но если мы немного сдобрим это профессиональным жаргоном, вы понимаете, приправим Павловым, Торндайком и Скиннером, мальчик будет иметь о своем отце более симпатичные воспоминания. Ну вот, возьмите неуравновешенного ребенка, достигшего половой зрелости, как Питер Хаббен, думающего только об этом, как говорят добропорядочные люди, бросьте его на съедение такой, как эта Дэдхенни — и в результате бедный малыш обязательно будет страдать всю жизнь. А потом достаточно произнести его имя, и — бац — он старается положить этому конец. Это не его ошибка. Он не может ничего изменить. И как только она внезапно предстает перед ним годы спустя…

— Внезапно? — прерывает доктор Эрнст. — В таком ключе?

— Почему бы и нет? Может быть, он потребовал от нее исполнить стриптиз, прежде чем убил. Чтобы заставить ее предстать такой, какая она была. Последнее наслаждение.

Эрнст поворачивается к присяжным заседателям. Реакции нет, ни малейшего признака жизни.

— Вы прекрасно видите, — обратился он к Гольду. — Вы напрасно теряете время. Здесь профессиональный жаргон ничего не даст.

Гольд пожал плечами.

— Вы не можете утверждать, что я не прилагал усилий.

— Вы старались принудить меня, да! — выкрикнул я, — Кучка негодяев, вы меня уверяли, что Ник ничего не узнает, если я соглашусь предстать перед вашим так называемым правосудием. Но вы рассчитываете открыть ему всю грязь потом, не так ли?

Гольд с презрением посмотрел на меня.

— Единственная вещь, которую я вам обещал, Хаббен: если вы согласитесь играть в игру, Николас не будет присутствовать на слушаниях. Если только вы не предпочитаете видеть его там, рядом с вами, чтобы он смотрел на вас с соответствующим выражением?

Я принялся приковывать велосипеды цепью к решетке Центрального парка, а Ник смотрел на меня с выражением, которое бывает только у него. И как всегда в таких случаях, у меня возникло впечатление, что он здесь старший.

— Ну что же, согласен, старина, я слишком осторожен, — сказал я ему. — Но по мне лучше так, чем видеть пару черных ковбоев, уводящих наших лошадей у нас на глазах.

— Я предпочел бы, чтобы ты не выражался подобным образом.

— Я не хотел.

— Вот те на! Еще один замшелый консерватор.

— Ой! Можно подумать, что ты людей не обижаешь.

Мы прекрасно понимали друг друга. Было немало вещей, на которые мы смотрим по-разному, и вся соль состоит в том, чтобы не терять чувства юмора по отношению к ним.

Мы поднимаемся на вершину холма и усаживаемся там, прислонившись к камню и храня молчание. Я вырываю травинку, провожу тонким стебельком по одной, затем по другой щеке.

— Итак? — спрашивает Ник.

— Я не знаю, как лучше выразиться. Подыскиваю слова поточнее.

— В основном покороче, да?

— Да.

— Ну и что?

— Ладно, решено. Вы с матерью с завтрашнего дня переберетесь к бабушке и дедушке. А послезавтра она отправится в Мексику оформлять развод.