Агата Кристи: Тайна замка Чимниз

— Как его имя?

— Я пришлю рассыльного с визитной карточкой, — сказал портье после некоторой паузы.

Энтони положил трубку и стал ждать. Через несколько минут в дверь постучали и появился мальчик с визиткой на подносе. Энтони взял ее и прочел выгравированное имя: «Барон Лолопретжил».

Теперь он понял, почему портье запнулся. Молча, он изучил карточку, а затем попросил проводить к себе этого джентльмена.

— Хорошо, сэр, — ответил мальчик.

Через несколько минут в номер вошел барон Лолопретжил. Это был мужчина с огромной черной веерообразной бородой и совершенно лысый. Он щелкнул каблуками и кивнул.

— Мистер Макграт! — сказал он.

Энтони попытался подражать ему, насколько это было в его силах.

— Барон! — сказал он. Затем предложил ему кресло. — Прошу вас, садитесь. Кажется, я не имел удовольствия видеть вас раньше?

— Да, это так, — усаживаясь, согласился барон. — К моему сожалению, — добавил он вежливо.

— И к моему также, — в тон ему ответил Энтони.

— К делу давайте перейдем, — предложил барон. — Представляю я в Лондоне монархическую партию Герцословакии.

— И уверяю вас, делаете это прекрасно, — пробормотал Энтони.

Принимая комплимент, барон кивнул.

— Вы слишком добры ко мне, — сказал он сухо. — Мистер Макграт, от вас не буду скрывать ничего. Время пришло восстановить монархию, которая пала с убийством светлой памяти Его Величества короля Николая IV.

— Аминь, — пробормотал Энтони. — Я слышал об этом.

— Занять должен трон Его Высочество князь Михаил, который поддержку британского правительства имеет.

— Великолепно! — воскликнул Энтони. — Очень любезно с вашей стороны рассказать мне об этом.

— Все уже готово, но тут являетесь вы и препятствуете! — Барон твердо смотрел в лицо Энтони.

— Дорогой барон! — запротестовал тот.

— Да, да! Я знаю, что говорю. У вас находятся мемуары графа Стылптича! — Он осуждающе глядел на Энтони.

— А если и так? Чем могут помешать мемуары графа Стылптича князю Михаилу?

— Они вызовут скандал!

— Это свойство всех мемуаров, — философски заметил Энтони.

— Секретов много знал он. Если откроется четверть из них хотя бы, в войну будет ввергнута Европа.

— Продолжайте, продолжайте, — сказал Энтони. — Неужели все так ужасно?!

— Об Оболовиче дурная слава пойдет. Англичане настроены демократично так.

— Допускаю, — сказал Энтони, — что Оболович мог пошутить, может быть, слишком жестоко и кроваво. Но здесь, в Англии, люди вполне способны ожидать от балканцев чего-нибудь подобного. Не знаю почему, но это так.

— Вы не понимаете, — сказал барон. — Вы не понимаете ничего. И на замке мои уста, — вздохнул он.

— Чего вы, собственно, боитесь? — спросил Энтони.

— Пока мемуары не прочту, не знаю, — объяснил барон. — Но там что-то есть наверняка. Так нескромны великие дипломаты. Говорит поговорка: тележка с яблоками перевернется.

— Ну что вы! — сказал Энтони. — Я уверен, вам все видится в черном цвете. Знаю я издателей — они садятся на рукописи и высиживают их, как яйца. Пройдет не меньше года, прежде чем рукопись будет опубликована.

— Молодой человек либо обманщик, либо простак. Все готово к тому, чтобы мемуары в воскресных газетах появились немедленно.

— Да ну! — Энтони начал сдавать позиции. — Но вы ведь можете все отрицать, — сказал он обнадеживающе.

Барон печально покачал головой:

— Нет-нет, глупости вы говорите. К делу перейдем. Тысячу фунтов вы должны получить, не так ли? Видите, у меня хорошая информация…

— Искренне поздравляю разведку монархистов!

— Предлагаю вам пятнадцать сотен.

Энтони с изумлением взглянул на него и сочувственно помотал головой.

— Боюсь, что это невозможно, — сказал он с сожалением.

— Хорошо. Предлагаю вам две тысячи.

— Барон, вы меня искушаете! Но я еще раз говорю вам, что это невозможно.

— Тогда вашу цену назовите.

— Боюсь, вы не вполне меня поняли. Я искренне верю, что ваши намерения ангельски чисты и мемуары могут помешать вам. Тем не менее я взялся передать их в издательство и должен сделать это. Я не могу себе позволить продаться противной стороне. Это совершенно невозможно.

Барон слушал очень внимательно. И когда Энтони закончил, он несколько раз кивнул:

— Понимаю. Ваша честь английского джентльмена.

— Ну, сами мы называем это несколько иначе, — сказал Энтони, — но думаю, несмотря на разницу в словах, мы говорим об одном и том же.

Барон встал.

— Так как честь англичанина весьма уважаю я, — произнес он, — мы должны по-другому попробовать. Желаю вам доброго утра.