Агата Кристи - Зеркало треснуло

Мисс Джейн Марпл сидела у окна. Оно выходило в сад, бывший некогда предметом ее гордости. Ныне все изменилось. Теперь всякий раз, выглядывая из окна, она морщилась. Активное садоводство ей было запрещено. Ни наклоняться, ни копать, ни сажать — в крайнем случае ей разрешалось лишь понемногу подрезать ветки. Старый Лейкок, приходивший три раза в неделю, несомненно делал все, что мог, но и то, что он мог (а было это совсем не много), совершенно не соответствовало намерениям его хозяйки Мисс Марпл точно знала, что надо делать в саду, и давала Лейкоку наставления, после чего он неизменно обнаруживал свой особый дар, заключавшийся в том, чтобы, с энтузиазмом соглашаясь, все делать по-своему.

— Это верно, мисс, — говорил он.

— Здесь мы посадим мыльнянку, а вдоль стены колокольчики. Сделаю, как вы говорите. Именно с этого я и начну на следующей неделе.

Когда же выяснилось, что все сделано не так, объяснения Лейкока всегда были разумны и весьма напоминали извинения капитана Джорджа из романа Джерома «Трое в лодке», который свое нежелание выходить в море оправдывал тем, что ветер дул с моря или с берега, был слишком слаб или предательски силен. Лейкок же все валил на погоду. Она была то слишком сухой, то слишком влажной, то слишком жаркой, то слишком холодной. Всегда находилась какая-нибудь веская причина, в особенности, когда Лейкоку выдавалась возможность заняться высаживанием капусты, которую он обожал выращивать в несметном количестве.

Никто, как бы ни хотел, не смог бы отучить Лейкока от крайне простых методов ведения садоводства: долгого и обильного чаепития перед началом работы, тщательного сгребания опавших листьев осенью и выращивания астр и сальвий в летний период. Эти цветы, любил он повторять, создают прекрасный фон. Зато Лейкок неохотно опрыскивал розы и под любым предлогом уклонялся от прополки душистого горошка.

Справедливости ради следует, однако, признать преданность Лейкока своим хозяевам: он всячески потакал их фантазиям в садоводстве, особенно когда для этого не требовалось никаких усилий. Главным в своей жизни он считал выращивание овощей, например, капусты, а разведение цветов — делом женщин, которые не знают, куда деться от безделья и скуки. Свою преданность Лейкок проявлял в виде букетов астр, сальвий, лобелий или летних хризантем.

«Вот, поработал немного в Жилмассиве, — сказал он недавно мисс Марпл.

— Там тоже любят хорошие сады. Правда, у них больше саженцев, чем требуется, вот я и принес немного. Думаю, их стоит посадить на месте роз, которые сейчас не в моде. Да и вид будет, пожалуй, получше».

Вспомнив все это, мисс Марпл со вздохом отвела глаза от окна и взялась за вязание.

Увы, следовало признать, Сент-Мери-Мид был уже не тот, что прежде. Далеко не тот. В известном смысле, конечно. Можно было обвинять в этом войну (даже обе войны), молодое поколение, эмансипацию женщин, атомную бомбу, правительство наконец, но мисс Марпл знала истинную причину — просто она постарела. И, естественно, это особенно остро ощущалось в Сент-Мери-Мид, поселке, где она провела большую часть своей жизни.

Центр Сент-Мери-Мид, его сердцевина, почти не изменился. Все так же здесь были гостиница «Голубой кабан», церковь с домом викария и несколько построек времен королевы Анны и короля Георга. Дом мисс Хартнелл по-прежнему был на своем месте, а сама мисс Хартнелл все так же стойко боролась против всяческих нововведений. Мисс Везерби умерла, и в ее доме теперь жил директор банка с семьей. Свой переезд он ознаменовал тем, что выкрасил окна и двери в ярко-синий цвет. Большинство других домов также сменили своих хозяев за последние годы, но внешний вид их почти не изменился, так как купившие их люди стремились сохранить их «старомодное очарование», как выразился агент по продаже недвижимости. Они, как правило, ограничивались тем, что добавляли вторую ванную комнату и тратили уйм денег на водопровод, электричество и посудомоечные машины.

Однако, если дома выглядели почти так же, как прежде, этого нельзя было сказать о единственной улице поселка. Почти все магазины на ней подверглись совершенно немыслимой модернизации. Неузнаваемо преобразилась рыбная лавка, за огромными окнами которой теперь всеми цветами радуги переливалась свежемороженная рыба.