Дик Фрэнсис - Отражение

Потом я скакал на новичке и пришел вторым, страшно обрадовав владельца, а Гарольда — не слишком. Следующий заезд мы проделали вместе с нервной, впечатлительной кобылой, которой были совсем не по душе скачки с препятствиями. С ней еще работать и работать. Хорошо, что мне вообще удалось привести ее к финишу, — о лучшем не приходилось и мечтать. Гарольд приветствовал нас, неопределенно похмыкивая. Мы финишировали четвертыми, так что я имел все основания принять его хмыканье за знак одобрения — впрочем, не уверен.　

Я уже переодевался в цивильное, когда в просторную жокейскую вошел один из судей и, стараясь перекричать шумную разноголосицу, позвал меня к выходу.　

Застегнув последнюю пуговицу, я вышел в весовую и увидел, что меня ждет лорд Уайт.　

Я хочу поговорить с вами, Нор, — сказал он. — Пройдемте, пожалуйста, сюда, в комнату распорядителей… и закройте за собой дверь.　

Я последовал за ним в комнату при весовой, которую распорядители использовали для экстренных проверок, и, как он просил, прикрыл 'за собой дверь.　

Вокруг большого круглого стола были расставлены стулья. За одним из них, крепко вцепившись в спинку, стоял лорд Уайт.　

Я сожалею, что несправедливо обвинил вас тогда, в среду, — сухо сказал он.　Ничего страшного, сэр.　

Я был не в себе… но все равно, это недозволенный прием.　

Я понимаю, сэр.　Что вы понимаете?　

Если кто-то делает тебе больно, в ответ хочется сделать еще больней.　Недурно, — лицо лорда Уайта скривилось в улыбке.　Это все, что вы хотели мне сказать, сэр?　Не совсем… Вы, наверное, уже слышали, что созыв комиссии откладывается?　

Я кивнул. Он вздохнул с облегчением.　

Я хочу попросить ден Релгана добровольно выйти из клуба. А чтобы он не сомневался, хочу показать ему фотографии, которые он, без сомнения, уже видел. Считаю, что не могу этого сделать без вашего разрешения. Вы не возражаете?　

«Разговоры в пользу бедных», — подумал я, но вслух сказал:　

Не возражаю. Вы вольны делать с фотографиями все, что пожелаете.　У вас нет… других отпечатков?　Нет, — ответил я и не солгал.　

Правда, у меня сохранились негативы, но я не счел нужным признаваться. Он бы попросил меня их уничтожить, а мне шестое чувство подсказывало сохранить их для себя.　

Лорд Уайт выпустил спинку стула, которым во время нашего разговора прикрывался, как щитом, и проводил меня к выходу. Когда его рука легла на ручку двери, я заглянул ему в лицо, вновь отмеченное печатью безупречности, — таким он был до истории с Даной. Процесс мучительного выздоровления завершился.　

Я ничем не могу отблагодарить вас, — сказал он вежливо, — но помните: я ваш должник.　

Он простился со мной легким кивком головы и вышел из комнаты: заключил сделку и принес　

извинения, не уронив своего достоинства. Пройдет немного времени, и он станет убеждать себя, что вовсе не был влюблен и никогда не чувствовал того, что чувствовал. Я медленно вышел вслед за ним, довольный по многим причинам, о которых вряд ли догадывался лорд Уайт. Ну что ж, может, оно и к лучшему.　

Остальное рассказала мне Мари Миллейс. Она приехала в Ньюбери поболеть за Стива — его ключица　

срослась, и он опять был допущен к соревнованиям. Я пригласил ее выпить чашечку кофе, и дорогой она призналась мне, что смотреть, как сын прыгает через изгороди, — одно мучение.　

Все жены жокеев говорят, что переживают за мужей, но когда это делают сын или дочь, это просто ужас. Невыносимо, сказал я.　

Маленький столик в баре был заставлен грязной посудой и завален бутербродными бумажками: Мари механически сдвинула их на край стола и поднесла чашечку ко рту.　

Вы выглядите гораздо лучше, — сказал я.　

Она кивнула.　

Я и чувствую себя лучше.　

Я заметил, что она сходила к парикмахеру и купила новый костюм.　

Бар был битком набит посетителями в тяжелых неуклюжих пальто; в тепле от пальто валил пар, но тянуло морозом и сыростью. Бледность и худоба Мари по-прежнему бросались в глаза. Она держалась спокойно и ровно, но голос порой предательски дрожал, и непрошенные слезы заволакивали потемневшие от горя глаза. Со дня гибели Джорджа прошло четыре недели.　

Сделав глоток горячего кофе, она сказала:　

Можете забыть все, что я вам говорила на прошлой неделе об Уайтах и Дане ден Релган.　Правда?　

Она кивнула.　

Уэнди сегодня здесь. Мы с ней уже пили кофе и немного поболтали. Мне кажется, дело у нее идет на лад.　Расскажите подробнее.　Вам действительно интересно? Я вам еще не надоела со своими женскими глупостями?　Нет-нет, мне очень интересно, — заверил я Мари.　В прошлую среду, а может во вторник, Джон что-то узнал о Дане и страшно разозлился. В чем дело, Уэнди не знает, он ей не рассказывал, но весь вечер был не в себе, бледный, глаза пустые, ни на что не реагировал. Она не могла понять, что с ним, и была ужасно напугана. Джон заперся в своей комнате на весь день, но вечером вышел и сказал