Взбрыкивает, бьет задом, может сбросить седока влюбой момент. А Рассвет? Смирен, как старая корова. На кого делают ставки? На обоих понемножку. Надо же на кого-то ставить, так почему бы и не на этих? — ответил он, искоса взглянув на меня умными, цепкими глазами. Да, вы правы, — бросил я вскользь. — На кого-то надо ставить… Но знаете, как иногда бывает… публика осведомлена о шансах лошади на выигрыш лучше тренера. Что ж, бывает и такое, — пожал плечами конюх, ухмыльнувшись. — Но сегодня — не тот случай. Поставили на обоих понемножку — и все дела. Не недельный заработок, нет. Так, мелочь, на пиве, небось, сэкономили. Спасибо, — сказал я и, кивнув на прощанье, направился в весовую. Разговор с конюхом не развеял моей тревоги, но и не усугубил ее. Я знал, что, если у лошади нет шансов выиграть, зрители не поставят на нее и пивных денег.
Раз поставили — значит, ноги у лошадей целы, желудки работают исправно, настроение сносное. Больше я и не надеялся узнать.
На зеленой лужайке перед входом в весовую я увидел одинокую фигуру Виктора Бриггса. На нем была неизменная широкополая шляпа, плотного сукна темно-синее пальто на все времена года и черные кожаные перчатки, которые он носил не снимая. Лицо его было, как всегда, непроницаемо. Не заметить меня он не мог, и от него, конечно, не ускользнуло, что я замялся в нерешительности, раздумывая, могу ли молча пройти мимо.
Доброе утро, мистер Бриггс, — сказал я, решив, что все-таки лучше поздороваться. Здравствуйте, — резко ответил он, давая понять, что не желает вступать в разговор. После недолгих колебаний я шагнул к двери в весовую.
Посмотрим, как вы будете выворачиваться наизнанку, — бросил он мне вслед.
Я остановился и повернулся к нему. Лицо его было по-прежнему бесстрастно, взгляд — холоден и тверд.
Посмотрим, — только и сказал я и, с трудом
проглотив застрявший в горле комок, прошел в весовую, проклиная день, когда дал это дурацкое высокопарное обещание.
Раздевалка встретила меня разноголосым гулом: кто-то рассказывал анекдот о двух статуях, Стив Миллейс сгибал и разгибал заживающую руку, жалуясь, что врач не допускает его к скачкам, кто-то делился свежими сплетнями о том, что в правилах проведения скачек готовится крупный переворот. Переодеваясь, я умудрялся слушать всех одновременно.
Я ему сказал, посмотрите, все движения восстановились, это нечестно…
А правда, что «Жокей-клуб» созывает новую комиссию?.. Посмотри, я уже могу делать рукой круговые движения. Ну как, что скажешь? Комиссия собирается назначить платных распорядителей, как вам это нравится? Я могу справиться с любой лошадью, я ему так и сказал, но этот тип и слушать не стал. Платить старшему распорядителю жалованье — это уж слишком. Ты не знаешь, сколько обычно срастается ключица? Я слышал, что лорд Уайт дал свое согласие…
До меня донеслись слова сплетника:
А Айвора ден Релгана, похоже, назначают председателем… Что вы сказали? — переспросил я, повернувшись к нему. Не знаю, правда ли это… один журналист, который ведет колонку светской хроники, сказал мне, что ден Релгана уполномочили создать комиссию по выбору платных распорядителей. Да, — сказал я, нахмурившись, — вот уж не ожидал, что Айвор ден Релган заберет такую власть. Странно, правда? Сам не могу понять, в чем дело, — ответил он, пожав плечами.
В течение дня сплетня победоносным маршем прошествовала по «Жокей-клубу»; одно за другим недоуменно вытягивались лица, новость возмутила всех без исключения.
Только одну группу людей, впрочем, не слишком удачно подобранную, казалось, не задела волна всеобщего негодования, и сейчас к ней были прикованы взгляды остальных.
Лорд Уайт. Леди Уайт. Айвор ден Релган. Дана ден Релган.
Они стояли напротив весовой под тусклым ноябрьским солнцем, дамы кутались в меха. Всегда изящная, леди Уайт выглядела изможденной, невыразительной и несчастной. Дана ден Релган светилась здоровьем, ослепляла улыбкой, обволакивала лорда Уайта лучистым взглядом, время от времени снисходительно поглядывая на его жену. Лорд Уайт грелся в лучах улыбки Даны и молодел на глазах. Айвор ден Релган курил сигару, самодовольно улыбался и так по-хозяйски оглядывал собравшихся, словно был по меньшей мере владельцем Эскотского ипподрома. Он снова надел приталенное пальто из верблюжьей шерсти, зачесал назад начинающие седеть волосы и, видимо, считал, что имеет право находиться в центре внимания.
Читать дальше