Роберт Райан - Земля мертвецов

Блох кивнул.

– Как там, дома?

– Ну беднее, конечно. Нам не так плохо, потому что…

«Потому что твоя семья владеет большим магазином», –  едва не договорил за нее Блох.

– А ты? Там ужасно, да? Я каждую неделю смотрю хронику.

«Какую хронику?» – удивился Блох. Он никогда не видел операторов государственных киностудий на передовой. Ходили слухи, что для них где-то разыгрывают сражения нанятые актеры: изображают чистенький, девственный цвет германского мужества, одерживающий победы над грязными французскими крысами и трусливыми британцами. Хроники, которые им показывали в резерве, мало походили на знакомую жизнь: на часы под обстрелом на нейтральной полосе и дни в бетонных бункерах, похожих на пещеры троглодитов.

– Эрнст?

– Извини.

Он опомнился, рывком вернувшись к действительности.

– Я спросила, как там? У тебя есть друзья? Товарищи?

Он помешал ложечкой в новой чашке кофе.

– Мой навод… – не хотелось объяснять ей, что такое наводчик. –  Есть… трудно сказать.

– Ты побывал в бою? В письмах ничего не рассказывал.

– Не то чтобы в бою. Стычки бывали. Письма, ты же знаешь, просматривает цензура. Для безопасности.

– Я даже не знаю, где служил Карл. Он все описывал, как восхитителен полет. Какая радость парить в чистом небе. И еще атаки на аэростаты заграждения, волнение и ужасы схваток…

– Это другое дело, –  перебил ее Блох.

Глядя из окопной грязи, трудно было не завидовать летчикам. Те не располагали тактическими сведениями, которые могли бы выдать в письмах. Зато им было что описывать – возвышенное, заслуживающее восхищения. В своем уголке войны Блох ничего возвышенного не видел.

Он вспомнил слова снайпера, вернувшегося с побывки: «Дома не понимают. Не могут понять. Кто не был в окопах, не поймет, каково это. Не стоит тратить слов».

– Я про войну на земле. Давай пройдемся. –  Он вдруг встал, оставив на столике больше, чем следовало. –  Подышим воздухом?

– Дождь идет, Эрнст.

– Маленький. У тебя зонт, у меня плащ.

– Если надо…

Риттмейстер взглянул на Блоха, потом на Хильду, и девушка, почувствовав его взгляд, оправила платье. Глаза офицера медленно, вбирая каждый дюйм, обводили ее фигуру. Траурный наряд не остудил его похоти.

Блох шагнул было к наглецу, но почувствовал на своем локте руку Хильды:

– Эрнст, прошу тебя! Что случилось?

Они быстро вышли из кафе и через площадь направились к ратуше.

– Эрнст, помедленнее, пожалуйста. Все ведь хорошо? Ты так напрягся. Как натянутая проволока.

«Какое же – хорошо? – чуть не вырвалось у него. –  Ничего и никогда уже не будет хорошо».

– Конечно, все хорошо, раз ты здесь. Извини меня. Просто тот человек так на тебя посмотрел… я отвык от женщин, а теперь, когда ты здесь, не хочу тебя делить. Ни с кем.

– И не надо.

Он не удержался, выпалил то, о чем думал:

– Ты сможешь остаться? На ночь? Поужинали бы. Вместе. –  Он сообразил, как это звучит. –  То есть ты могла бы переночевать в женском общежитии, если такое найдется.

Она чуть заметно качнула головой.

– Я обещала вернуться. Им и так нелегко было отпустить меня одну. Я чуть ли не на Библии клялась, что не… мне так жаль…

– Понимаю. Я не должен был и спрашивать.

Он с трудом сдержал несправедливый гнев. А чего он ждал? Это ведь Хильда, а не шлюха из-под красного фонаря.

– Должен. Всегда говори то, что думаешь. Чего бы тебе сейчас хотелось, Эрнст?

Он поразмыслил немного, вытер брызги дождя с лица.

– Пройтись. Молча. Без вопросов. Потом поужинать, просто глядя на тебя. И посадить на поезд. А потом можешь, если хочешь, забыть обо мне.

– Эрнст?..

Он приложил палец к ее губам.

– Без вопросов.

– С одним условием.

– С каким?

– Иди ко мне под зонтик.

Он посадил ее на девятичасовой поезд. Она настояла, чтобы никаких слезливых прощаний в паровозном дыму, никаких потерянных взглядов вслед вагону. Они коротко поцеловались, и он ушел с вокзала, не оглядываясь, вернулся в свой estaminet-pension с удивительно легким сердцем. Торопливо выпил в маленьком баре на первом этаже, хотя за ужином уже порядочно опьянел. Улыбнулся девушке за стойкой и поболтал с соседом-капралом. Оба сошлись на том, что в мире все странно перевернулось. Что этот город, бар, отель – вроде сновидения. Окопы – грязные, мокрые, кишащие крысами окопы выглядят теперь настоящей реальностью. И легче будет вернуться туда, подальше от этого театра, к людям, которые понимают.