Патриция Вентворт - Гостиница «Огненное колесо»

Она грациозно опустилась на стул.

– А теперь скажите же мне: это с вами я переписывалась?

Когда она отошла от двери, следом за ней в проеме появилась худощавая фигура. Это был мужчина, явно чувствовавший себя неуютно в неудачно скроенном синем костюме – слишком узком, слишком светлом и слишком броском. Заметив его, мистер Тейлор спросил наугад:

– Мистер Миллер?

– Верно, – сказал Эл Миллер.

В руке он держал кепку, которую все время крутил и теребил с такой силой, что казалось, вот-вот ее порвет. Он простоял у входа достаточно долго, чтобы Джейкоб Тэвернер смог заметить, что тот сильно нервничает, что волосы у него темные и слишком сильно набриолинены, что смуглое лицо с неправильными чертами блестит от пота, а галстук выглядит весьма плачевно. До Миллера вдруг дошло, что стоит он один, и он резко сел на край стула, достал яркий носовой платок и вытер лоб. В этот момент вместе вошли Джереми Тэвернер и Джейн Хирон. Джейкоб Тэвернер поморщился в своем укрытии. Он считал, что особой пользы от них не будет, хотя никогда нельзя знать наверняка. Если сначала не получается, пробуй, пробуй снова и снова. Они были самыми молодыми среди остальных. Он знал это, так как видел их свидетельства о рождении. Леди Мэриан было тридцать семь. Конечно, она на них не выглядела и не будет выглядеть еще лет десять, а то и дольше. Красавица, и еще какая – это он готов был признать. Прекрасный цвет лица благодаря макияжу, но очень хорошая кожа под ним. Красивые волосы – нечасто увидишь такой яркий каштановый оттенок. Хорошие зубы, не испорченные курением, как у каждой третьей женщины в наши дни. Отличная фигура с женственными изгибами. Ему нравились женщины с роскошными формами, но ей, подумал он, придется следить за весом после сорока. Он напел про себя:

Элу Миллеру, наверное, около тридцати. Чувствует себя немного не в своей тарелке и к тому же потеет. Надо же, он и молодой Джереми Тэвернер – кузены; забавно, если задуматься. Красивый парень этот Джереми, к чести семьи. Ему двадцать семь… или двадцать восемь? Нет, двадцать семь. А девушке, Джейн Хирон, должно быть, двадцать два. Грациозная девушка, с отличной фигурой – без нее не станешь манекенщицей. Впрочем, в остальном довольно невзрачная: бледное лицо с мелкими чертами, алая помада, красивая посадка головы, темные волосы, скромная темная одежда.

Он навострил уши и услышал, как леди Мэриан сказала:

– Моя бабушка Мэри Тэвернер? Да, конечно, я ее помню. Говорят, что я ее копия. Она сбежала из дома, стала актрисой и вышла замуж за моего деда. В нашем доме в Рэтли висит ее портрет, и все говорят, что впечатление такое, будто для него позировала я.

Она оглядела комнату с лучезарной улыбкой, словно ждала аплодисментов. Открывший дверь Джон Хиггинс получил изрядную дозу этой лучезарности, и в его ярко-синих глазах появилось легкое смущение. Оглядывая комнату, леди Мэриан посмотрела прямо на него и улыбнулась, но сейчас смотрела в другую сторону. Она беседовала с сидящим за письменным столом джентльменом. Джон Хиггинс остался стоять на месте и ждал, пока она закончит. По комнате разнесся ее смех.

– Она была красавицей, и дед ее обожал. Но все равно она служит страшным предупреждением, потому что я помню ее в то время, когда она весила примерно шестнадцать стоунов [3] Английская мера веса, при измерении веса человека равняется 6,35 кг; таким образом Мэри Тэвернер весила около 100 кг. . И ей было на это плевать.

Эти слова были полны драматизма.

– Конечно, это ужасно, совершенно ужасно. Ведь нет ничего лучше беспокойства, чтобы оставаться худой, но беспокойство так утомляет, правда?

Последнее слово прозвучало с легчайшим, едва заметным ирландским акцентом. Прекрасные глаза обвели слушателей, на этот раз в поисках сочувствия.

– Она никогда не умела беспокоиться, и я тоже не умею. Она дожила до девяноста лет, и, полагаю, я проживу столько же. Какие чудесные истории она мне рассказывала про свои годы на сцене!

Джон Хиггинс стоял на месте, смотрел и слушал. Он не смог бы выразить это словами, но, глядя на нее, он испытывал то чувство, которое возникает, когда весной солнце только-только начинает пригревать. Он не знал, что сказать, но можно ведь знать многое, не умея об этом сказать. Он молчал и неотрывно смотрел на нее своими синими глазами. Волосы у него были русые, густые, из тех, что невозможно пригладить никакими усилиями, так что они стояли торчком по всей голове. Ростом он был на пару дюймов выше остальных. Джейкоб, глядя в щелку, прикинул, что его рост шесть футов три дюйма, а у Джереми – примерно шесть футов и один дюйм [4] 190,5 см и 183–185 см соответственно. .