Э. Хорнанг - Ведьмин холм

– Слава Богу! – воскликнул Делавойе, снова закрывая его. – Это что-то вроде глотка воздуха!

– Тише! – Прошептала я, стоя к нему спиной.

– В чем дело?

– Мне показалось, что я слышу смех.

– Вы правы. Вот опять! Я думаю, что там развлекаются.

В лощине за домом раскидистый кедр ловил свет из окон, которых мы не видели. Делавойе подкрался к углу, повернулся и поманил к себе силуэтом на фоне дерева. Он усмехнулся, когда я присоединился к нему. – Старик, должно быть, в отъезде. Рискнем заглянуть?

Мои ответ был – найти дорогу, но прошло много времени, прежде чем мы обменялись еще одним словом. Через несколько секунд и еще несколько минут мы сидели на корточках у открытого окна, глядя на жизнь своими невинными глазами. Мы заглянули в бильярдную, но она не использовалась для игры в бильярд. Один конец стола был превращен в бар для шампанского: он ощетинился бутылками на всех стадиях истощения, с еще нераскрытым "магнумом", возвышающимся над ведрами со льдом, серебряными тарелками с конфетами, гранеными графинами с вином и спиртными напитками. На другом конце над вращающимся колесом рулетки висела кучка раскрасневшихся лиц; почти все молодые женщины и мужчины яростно курили в серебристом тумане, на мгновение страшно сосредоточенные; и пока шар тикал и дребезжал, единственное бледное лицо присутствующего – лицо меланхоличного крупье, показывало сухую усмешку, когда он произносил обычные увещевания. Тогда они были для меня в новинку; теперь я, кажется, узнаю с годами англо-французское его "rien ne va plus" и все остальное. Среди ставок были банкноты и золото. Старый негодяй без эмоций сгреб свою долю; одна из дам обняла его за плечи, а другая воткнула прядь девичьих волос в его почтенные локоны; но он сидел там с почтительным достоинством, единственный очень трезвый член партии, которому было стыдно служить. Какой шум они подняли перед следующим вращением! Было еще хуже, когда он перешел на более простую речь; одна молодая кровь покинула стол со смертельной дозой алкоголя и сидела, сердито глядя на него, на приподнятом диване, пока колесо снова вращалось. Я не смотрел пьесу; мне было достаточно диких, внимательных лиц; и вот я увидел, как обезумевшая красавица сошла с ума у меня на глазах. Это было безумие полнейшего экстаза: вопли смеха и счастливые проклятия, а потом этот нераспечатанный “магнум”! Она схватила бутылку за горло, закрутила вокруг себя, как индейскую дубинку, а потом со всей силы опустила на стол, словно настоящий панцирь. Кровавая лента потекла по ее платью, когда она отшатнулась, и шампанское залило зеленую доску, как пузырящиеся чернила; но старый крупье едва оторвал взгляд от груды банкнот и золота, которые он отсчитывал с хитрой, ледяной улыбкой.

– Вы видели, что она поставила на пятерку? Вы можете смотреть рулетку много долгих ночей, не видя этого снова! – Прошептал Делавойе, таща меня прочь. Теперь он был настойчив. Слишком возбужденный для меня на ранних стадиях нашего приключения, он был не только тем самым человеком для всего остального, но и живым уроком в одной-двух вещах, которые, как я чувствовал вначале, я мог бы ему преподать. Боюсь, что я свалил бы этого дворецкого, если бы он увидел нас в сигарном погребе, и я знаю, что закричал, когда взорвался "магнум", но, к счастью, все остальные, кроме Делавойе и старого крупье, тоже закричали.

– Полагаю, это был дворецкий? – Спросил я, когда мы обогнули неглубокую подъездную аллею, минуя пару кэбов, которые стояли там с извозчиками, уютно устроившимися внутри.

– Что? Старый крупье? Только не он! – воскликнул Делавойе, когда мы вышли на дорогу. – Послушайте, разве эти извозчики не рассказывают нам все о его приятелях!

– Но кто же он?

– Сам хозяин.

– Не сэр Кристофер Стейнсби?

– Боюсь, что так – старый грешник!

– Но вы сказали, что он святой старик?

– Так я и думал; милорд хранитель нонконформистской совести, как я всегда слышал.

– Тогда как вы это объясните?

– Я не могу. Я не думал об этом. Подождите немного!

Он стоял неподвижно на дороге. Это была его собственная дорога. Эту дыру надо было заполнить до утра; между тем сладкий ночной воздух был гораздо слаще, чем мы покинули его несколько часов назад; и маленькие новые пригородные домики превосходили все удовольствия и дворцы со своими добрыми лампами, с чистыми звездами, наблюдающими за ними и за нами.