Эмиль Коста - Хорошо в деревне летом

– Щетки мы к лету завозим, для приезжих, – пояснила хозяйка. – А зимой их никто не берет, у всех свои.

– Ясное дело… Мне молочка литр отсыпь.

Кузьминична исчезла в подсобке и через минуту выставила на прилавок запотевшую банку с домашним молоком.

– Блины Зоя Ивановна будет делать?

– Ага. Да и котику много надо.

– Не ссыт? – сочувственно спросила Кузьминична.

– Только в лоток, – не без гордости ответил Иван Ильич, ставя банку в авоську. – Хорошо Васька его воспитал.

– Царство небесное… Завтра придешь?

– Конечно.

– Барагозить не будешь? – подозрительно посмотрела на него хозяйка.

– Постараюсь, – пришлось соврать, но чего только не сделаешь в дипломатических целях. – А у вас, как я слыхал, сделка завтра? И нотариус приедет?

– Обещал быть, – она трижды постучала по прилавку. – Петр за картину согласился цену сбавить, но нервов все одно не напасешься.

– А чего так?

– Да вот дернул черт этого бандита городского спросить: не хочет ли, мол, портрет жены выкупить? Мало ли – думала, может, еще больше предложит. А он такой хай поднял, на все буквы меня послал. Повезло ему, что Кешка дома сидит, а то б с крыльца слетел!

– Вот же гад, – искренне удивился Иван Ильич. – А вроде вежливый такой мужик. Всегда себя в руках держит.

– Вон она, вся его вежливость… – Кузьминична кивнула в угол.

Там на полу стоял ящик для стеклотары. Иван Ильич только теперь заметил, что ящик опрокинут, бутылки в беспорядке рассыпаны по полу, а одна даже разбита.

– С ноги, что ли?

– Со всей дури!

– А в свое кафе он теперь народ пустит? – с опаской спросил Иван Ильич.

– Вроде не вспоминал о поминках, слава богу. С ним Людмила, жена Петра, договаривалась. Она женщина серьезная.

– Вы знакомы разве?

– Один раз виделись, через забор, когда ее родителям показывать привозили. Давно, сыну год или полтора было… Но она ж директриса школьная, таким палец в рот не клади.

– Правильно мыслишь, – он кивнул на тетрадку и спросил: – Как там, тетка не задолжала?

– Рассчитаемся.

Хозяйка быстро нашла нужную страницу и назвала сумму, набежавшую за три недели, которые Иван Ильич провел в безвыходном положении. Он положил несколько купюр на прилавок, распрощался и вышел.

На следующий день Иван Ильич встал непривычно рано. Поминки назначили в два часа, и чем себя занять на это время, он понятия не имел. Все домашние дела были переделаны. Дров отец Геннадий за три недели нарубил с запасом: благодаря оттепелям они расходовались мало. Утром растапливали кухонную печку, чтобы приготовить завтрак, вечером – ту, что в теткиной комнате. Дома было тепло.

Он взялся было за книжку – из тех, что набрал в библиотеке, да так и не успел прочесть – но слова не хотели складываться в связные предложения. С трудом одолев пару страниц, Иван Ильич отложил детектив в сторону. Какие тут романы, когда в жизни черт знает что творится?

Вот соберутся все сегодня – классическая развязка, между прочим – и что он предпримет? Должно быть, возьмет слово и выложит всю правду. Василий узнал об одной незаконной сделке, чем и навлек на себя гнев убийцы. О какой сделке, можно не упоминать, да и нечего ему сказать, если честно. Наверняка что-то связанное с базой, к ней тянулись все ниточки. Да, базу можно упомянуть. И тогда убийца…

А что он, собственно, сделает? Схватится за пистолет? Да нет никакого пистолета… скорее всего. Или бросится к дверям, за которыми будет ждать верный помощник сыщика? Фигушки! Никакого помощника тоже нет; не тетку же ставить на караул, в самом деле. Или преступник тут же сам признается во всем?

Черта с два! Не было у Ивана Ильича ни четких доказательств, ни ясного понимания, кто убил Василия.

Около десяти он заглянул на кухню. Там кипела работа: тетка заворачивала начинку в очередной блин, а на двух больших сковородках уже шкворчали его собратья. Румяные конвертики Зоя Ивановна укладывала в большую кастрюлю.

– Обедать же не будем сегодня? – вежливо поинтересовался Иван Ильич.

– До обеда ли, Вань? – тетка махнула рукой. – Если начинка останется…

– Не-не. Я тогда пойду прогуляюсь, чтоб под ногами не путаться.

Зоя Ивановна буркнула что-то неопределенное и едва ли обратила внимание на слова племянника. Он тихонько прикрыл дверь. Отец Геннадий оставался дома – блины как-нибудь поможет донести.

На улице Иван Ильич поежился: непогожий выдался сороковой день. По застывшим лужам носилась одинокая шавка, ветер гнал по небу обрывки облаков. Мороз решил напоследок шибануть по деревне, чтоб все по домам попрятались. На девятый день так же было – природа будто по Ваське плачет. Впрочем, девятый и сороковой дни – ненастоящие, их изначально считали неправильно. А вчера вообще приятная погода была. Вот тебе и приметы.