Эмиль Коста - Хорошо в деревне летом

Он пытался утешить себя мыслью: поджигателей узнал – и то хорошо. Пока неясно, имеет ли это отношение к убийству. Мурашовы давно засматривались на соседский участок. Уж где-нибудь их мысль споткнулась бы о живого и вполне здорового Василия, который занимает полезную площадь за забором.

Давно задуманный или спонтанный, план с поджогом сработал, сбавил Петр цену.

Иван Ильич остановился. Сегодня ведь они не ездили в райцентр – значит, звонила Кузьминична отсюда, из деревни. А раз так…

Лампочка над дверью бывшего клуба, а ныне церкви, светила издалека и давала надежду усталому путнику. Иван Ильич подошел к висящему на стене дома аппарату, снял ледяную трубку с рычага и сквозь завывания ветра услышал длинный гудок. Починили! В кои-то веки Шериф не подвел.

Он зажал хлеб под мышкой и расстегнул непослушными пальцами верхние пуговицы пальто – бумажка с заветным номером вторую неделю ждала своего часа во внутреннем кармане. От ветра слезились глаза, и цифры на диске пришлось искать ощупью. Хоть бы застать! Вечер еще не поздний, а у такой женщины наверняка найдутся дела поинтереснее вне дома.

– Алло? – раздался в трубке знакомый теплый голос.

– Тамара Семеновна! – обрадовался он, пряча бумажку с номером в карман. – Это Осинников из Двупалого.

– Ну, наконец-то! Долго же вас пришлось ждать! Я с патологоанатомом, Ириной, еще на прошлой неделе встретилась…

– Извините, телефон в деревне сломался – только сегодня починили.

– Бывает, – беззаботно ответила библиотекарша. – Это что у вас там так воет. Неужели волки?

– Ветер, – улыбнулся он.

– Ну, слава богу. А я уже представила себе… Так, давайте к делу. Ирина Василия Петровича запомнила хорошо. Особенных повреждений на теле не было, только ссадины на руках. В легких вода – это значит, что причиной смерти действительно было утопление. Время смерти установить тяжело… как я поняла, из-за низких температур и воздействия холодной воды.

– Он утром погиб, – сказал Иван Ильич. – Накануне соседи видели, как возвращался с реки. Вряд ли пошел бы еще раз.

– А вот это странно, – голос Тамары Семеновны звучал удивленно. – Ирина как раз предположила, что смерть наступила вечером.

– Почему?

– Потому что в крови нашелся алкоголь, и в приличном количестве. Она сказала, что потерпевший принял сто-двести грамм максимум за час до гибели.

– Накануне он взял чекушку… вряд ли до утра сохранил.

– Может быть, дома держал запасы?

– Василий почти не пил. Да и не стал бы в магазин заходить, унижаться, если бы дома было…

– Почему унижаться? – удивилась Тамара Семеновна.

Иван Ильич вкратце рассказал ей историю с последней картиной Василия. Отовариваться в кредит для деревни – обычное дело, но чтобы художник закладывал собственную работу… бред!

– А если у него уже большой долг в магазине накопился? – предположила библиотекарша, дослушав рассказ.

– Не думаю. Вообще, по-моему, Василий туда редко ходил. Краски да холсты ему брат из города привозил. Крупу, муку мешками покупал, их надолго хватало. Мяса почти не ел… не пил, опять же. Почти. Ну, не по утрам!

– Значит, он либо изменил своим принципам, либо действительно погиб вечером.

– Действительно, – пробормотал он. – Спасибо вам большое. Я еще позвоню как-нибудь, хорошо?

– Обязательно звоните. И книги не забывайте в срок сдавать.

Иван Ильич повесил трубку, и последняя шутка библиотекарши осталась неоцененной. Может обидеться. И наверняка обидится. Он бы сам с собой разговаривать перестал.

Если Василий погиб вечером… Это меняло все: отец Геннадий становился вне подозрений, а несколько других фигур выходили на первый план. Мурашовы были дома, якобы ужинали – если и врут, то слишком складно. Покровский покидал базу. Петр…

От холода уже начали стучать зубы. Он вынул записную книжку. Между страниц была вложена бумажка с номером Горобца – ветер выхватил ее и унес в темноту. Иван Ильич с досадой выругался. Не судьба, значит.

Он непослушными пальцами застегнул воротник пальто и побрел домой. Ветер трепал конец размотанного шарфа, будто и его норовил сорвать. Прижатый локтем хлебный кирпичик совсем заледенел и даже сквозь пальто холодил бок. На сердце тоже было холодно.

Его лучшего друга убили вечером накануне Крещения. Если бы Иван Ильич тогда наплевал на свои принципы и пошел на реку вместе с ним, Василий был бы жив.

Наутро Иван Ильич слег с воспалением легких. Диагноз был приблизительным, потому что врач в Двупалое без острой нужды не ездил, а ложиться в районную больницу не захотелось. Зоя Ивановна делала племяннику мыслимые и немыслимые компрессы и припарки, кормила куриным бульоном и таблетками из домашней аптечки. Две недели он лежал в постели, кашлял и трясся в ознобе.